Ветряные мельницы надежды

— Конечно, дорогой, конечно. Мы будем счастливы! Я и Селии рассказала. Она приезжает ко мне по выходным каждые две недели, но обещала приезжать каждую неделю, если ты будешь жить у меня. Дело-то, понимаешь, в том, что вот так, с ходу, мне негде тебя поселить. То есть тебя с твоей подругой. Вообще-то у меня есть гостевой домик — помнишь? Нет, вряд ли ты помнишь. Только там давно уже никто не живет, и он в кошмарном состоянии. Там бы надо все вымыть, вычистить, желательно бы еще покрасить и сменить ковровое покрытие. Словом, это займет у тебя недели две, а на это время я вам с девочкой могу предложить только диван-кровать в моей гостиной. Если вас устраивает, то добро пожаловать, я буду в восторге, мой дорогой.

Я никак не мог сообразить, что ответить, — мысли завертелись с безумной скоростью. Она разрешила! Бабушка разрешила приехать! Нам обоим, с Марией! О господи… Я вспомнил — и сердце ухнуло в пятки. Не могу я ехать в Мохаве без Марии!

— Я сразу найду работу, — сказал я наконец. — Ты не думай, что я собираюсь жить за твой счет.

— В мотеле всегда нужна молодежь для уборки в номерах. Для начала сгодится, верно? А потом и получше что-нибудь подыщешь. Так когда вас ждать?

Она говорила слишком быстро, слишком радостно. По-моему, от страха. «Ей тоже не так-то легко, — подумал я. — Она тоже боится, тоже не знает, что из этого выйдет. Не меньше меня боится».

Я сделал глубокий вдох.

— Пока не знаю… Поговорю с Марией — когда она сможет… — Я поймал взгляд Делайлы, но она быстро отвела глаза. Врать, конечно, нехорошо, но что я мог сказать бабушке? Правду? Что я не могу найти свою подругу, потому что не знаю ни ее фамилии, ни адреса? Пришлось побыстрее сменить тему: — Мне ведь еще нет восемнадцати. Вдруг он… помешает?

— Как раз об этом я вчера говорила с подругой. Она юрист. Точнее, она подруга моей подруги. Так вот, она объяснила, что если твой отец официально не оформил опекунство — а я точно знаю, что он этого не сделал, — то ему придется побегать по судам, чтобы тебя вернуть. А это займет куда больше четырех месяцев.

— В суд он не пойдет!

Пусть лишь в ту секунду, но мне стало это ясно — как то, что солнце всходит на востоке. Нет, отец не пойдет в суд. Он же понимает, что я расскажу судьям всю правду и весь мир узнает, как он врал мне про смерть мамы. Он будет опозорен, и его позор — мое лучшее оружие против него. К тому же он отлично понимает, что даже если меня силой вернут к нему, через четыре месяца я все равно уйду. Так что не больно многого он добьется.

— Нет, не пойдет, — твердо повторил я.

— Ладно, посмотрим, — сказала бабушка. — У тебя ручка есть? Запиши мой телефон. Позвонишь, как только договоришься с подругой об отъезде, хорошо?

Я бросился к принтеру Делайлы, вытащил еще один листок и записал номер.

— Да. Хорошо. Я позвоню, бабушка. — Не очень-то вежливо. Я поспешил добавить: — Спасибо. Большое тебе спасибо. Ты не представляешь, как это для меня важно. Даже не знаю, что бы я делал, если бы ты не разрешила…

Она помолчала. А потом я услышал:

— Мы тебя любим, Себастьян.

Мне бы ответить, что я тоже люблю ее, а я оцепенел. Откуда мне знать — люблю я свою бабушку Энни или нет? Я и не помню-то ее почти… Зато я точно был ей благодарен. И я сказал:

— Спасибо.

Когда мы попрощались, я долго стоял уронив руки: в одной зажата телефонная трубка, в другой — листок с бабушкиным номером. Потом оглянулся на Делайлу:

— Простите, пожалуйста. Она вас разбудила.

— А вот и нет. Я уж с час как проснулась. Со мной такое частенько бывает: проснусь и лежу. Думаю. А ты чего на коленях-то по кухне ползал?

— Старый воск соскребал.

— С какой стати? Это кто ж тебе сказал, что ты должен тут прибираться?

— Я решил хотя бы как-то помочь. Сплю тут у вас, ем бесплатно. Это вроде как моя доля в хозяйстве.

Делайла проковыляла ко мне и вынула трубку из моей руки.

— Мы с тобой друзья, сынок. Уловил? Ты мне друг, а не прислуга.

— Теперь уж все равно придется закончить. Не оставлять же половину пола недоделанной.

Мы оба как по команде уставились на грязь, что я развел на кухне.

— Гм. С этим, пожалуй, не поспоришь, — ухмыльнулась Делайла.

Тогда я занялся второй половиной, а Делайла на чистой половине принялась варить кофе, сдвинув кофеварку к плите. Я очень старался закончить побыстрее, чтобы Делайла могла позавтракать. Да и я, если честно, проголодался. А натереть пол можно и после завтрака…

Подняв голову, я встретил взгляд Делайлы. Какой-то очень задумчивый взгляд.

— Что? — спросил я, потому что она явно что-то хотела сказать, как будто не могла решиться.

— Сколько ты будешь ждать ее, сынок?

Внутри все так и перевернулось. Я ведь, пока воск счищал, как-то умудрялся прогонять мысли о Марии. Заставлял себя не думать о ней. Быть может, именно потому, что боялся сам себе задать этот вопрос.

— Не знаю. А сколько мне можно занимать ваш диванчик?

— Пока он у меня есть, этот диванчик. Но видишь ли, сынок… Недели через три я собираюсь вернуться в Сан-Диего. Максимум — через четыре.