Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

Писатель и публицист В. Г. Короленко на втором и третьем судебных процессах был журналистом, а затем и общественным защитником обвиняемых удмуртов. Он приложил много усилий, чтобы донести до широкой публики свои впечатления о вопиющем, по его мнению, произволе и беззаконии во время следствия и на суде. Короленко в советские времена считался персонажем положительным – писателем-демократом, а его позиция в Мултанском деле стала краеугольным камнем такой репутации. Роль защитника угнетённых даже перевешивала в глазах советского официоза резкие антибольшевистские суждения, высказывавшиеся им сразу после красного переворота. При этом нередко противопоставляли позицию Короленко суждениям тех учёных и священнослужителей, кто выступал на стороне обвинения или хотя бы смел публично обсуждать вопрос о том, не случались ли изредка по глухим углам человеческие жертвоприношения.

Развивая установки Короленко и доводя их до крайностей, принято было, сочувствуя обвинённым, клеймить позором государство («самодержавие», «царизм») и Церковь. Началось это в первые же годы советской власти. Прекрасный знаток удмуртов, историк П. Н. Луппов, хорошо знакомый с покойным тогда уже Короленко, написал брошюру, где последовательно и дотошно излагал ход Мултанского дела и полемику в печати. К брошюре, без согласования с автором, было предпослано введение некоего В. Максимова с директивными установками – как следует всё оценивать. Комиссарским тоном, косноязычно обвинял он царский режим; твердил, что дело было сфабриковано на самом верху; указывал истинные цели организаторов (конечно же, гадкие)[378]. Известный борец с религией Е. Ф. Грекулов заклеймил Блинова «инквизитором в рясе», «мракобесом в рясе»[379]. Показательный пример обнаруживается в книге Л. С. Шатенштейна о Мултанском деле. Перечислив благородных защитников удмуртского народа: В. Г. Короленко, А. Ф. Кони и прочих, – он начертал: «Их противниками были известный своими реакционными взглядами профессор Казанского университета этнограф Смирнов, священник Блинов и другие»[380]. В отличие от «защитников», уважительно поименованных, «противников» пропечатали и припечатали без инициалов – в стилистике партийно-чекистских документов. Суровы, безапелляционны утверждения и в книге советского юриста, специалиста по судебной экспертизе: это был «политический процесс, в котором царский произвол и беззаконие слились в преследование инородцев, что имело для самодержавия свой политический смысл и свою гнусную цель – сеять раздор в народе, натравливать на религиозной и иной почве одну нацию на другую»; «с самого дна поднимала царская клика тёмные силы реакции, невежества»[381]. Видимо, автор – не слишком хороший юрист, раз он, не приводя никаких доказательств, сразу определил, «кому выгодно», и чуял, кого следует заклеймить. Но поскольку он всё же судебный эксперт, то вот его версия событий: дело неясное, однако возможно, что страдавший эпилепсией нищий упал, расшиб голову и умер, а уж чудовищные манипуляции с мёртвым телом проделывали те слуги режима, которые решили устроить провокацию. Конечно же, это провокация!..

К сожалению, такого рода упрощённые трактовки прослеживаются и в современной историографии. В обобщающей книге, вышедшей уже в XXI веке, Мултанское дело описано так, будто на дворе всё ещё 1930-е годы. О Блинове там сказано: «Однако в лице “учёного” попа Н. Н. Блинова официальная церковь встала на защиту инквизиционных методов обвинения. Короленко снова выступил в печати, разоблачая изуверов в рясах, помогавших изуверам в мундирах»[382]. А в Удмуртии к столетию завершения Мултанского дела были проведены конференции и по их итогам выпущены два сборника, сравнение которых демонстрирует различные подходы к оценке давних событий. Один, ижевский, во многих статьях откровенно и вполне по-советски тенденциозен, а в другом, вышедшем в Глазове, сделана-таки попытка отказаться от замалчивания неудобных для местных авторов фактов и хотя бы поставить вопросы для научного обсуждения[383]. По словам историка из Удмуртии Е. Ф. Шумилова, работы которого противостоят традиционно-советскому направлению в понимании и осмыслении тех событий, «…Мултанский миф – неприкасаемая “священная корова” удмуртской историографии»[384]. Характерно, что это опубликовано в сборнике, который вышел не в Удмуртии, а на Вятке.

Вятские же историки пишут о Блинове вполне сочувственно, но только не в связи с Мултанским делом. Очевидно, нашим современникам непросто совместить симпатичную личность доброго и честного пастыря, который нередко терпел опалу от косных церковных руководителей, с тем мрачным типом, что решил публично бросить удмуртским крестьянам обвинение в человеческих жертвоприношениях.