Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

Чаяния и идеалы Короленко хорошо известны. А вот о Блинове в связи с этим стоит замолвить слово. Он прекраснодушно полагал, что если обратить внимание на недостаточность просвещения в среде удмуртов, на их темноту и забитость, на пережитки у них столь диких ритуалов, то тем самым можно будет привлечь к проблемам «вымирающих инородцев» внимание широкой общественности, которая сможет наладить работу по исправлению столь печального положения. Уже Е.Д. Петряев собрал достаточно данных, позволяющих именно так оценить намерения Блинова. Например, в ноябре 1896 года Блинов писал редактору «Исторического вестника» С. Н. Шубинскому, предлагая в печать свою работу о вотяках: «Но только вперёд должен предупредить, что я признаю за несомненное, что вотяки (не все, конечно) в исключительных случаях приносят в жертву людей и привожу доказательства. Будучи напечатанным, моё решительное утверждение само собой вызовет в некотором роде бурю (в стакане воды), но это не повредит журналу, – статья будет за моею полною подписью, – но делу просвещения инородцев принесёт неисчислимую пользу». Далее он сетовал, что все, «кто не согласен с Владимиром Галактионовичем» (Короленко), подвергаются «злостному нападению», но всё же «amicus Plato и т. д.» (имеется в виду латинский афоризм: «Платон мне друг, но истина дороже». –  В.К.)[406].

Следует оценить тактичность Блинова в его взаимоотношениях с «другом Платоном» – с Короленко. Он всегда обращался к нему с подчёркнутым уважением, признавая большие общественные заслуги известного писателя и, очевидно, по-христиански прощая тому некоторые брошенные в пылу полемики реплики. При этом в своих воспоминаниях Блинов отзывался о Короленко коротко и несколько неприязненно. По его мнению, Короленко не обратил внимания на важнейшую идею о необходимости просвещения инородцев. Впрочем, в тех письмах, которые сам Короленко отправлял Блинову, он также был корректен[407].

В 1898 году в одном из писем Блинов заявлял, что ещё в марте – апреле 1895 года рукопись его книги оказалась в Петербурге – он планировал её там издать[408]. Хотя едва ли тогда это была полноценная книга – скорее всего, статья. А в декабре 1895 года Блинов прислал Короленко свои заметки «о человеческих жертвоприношениях» для ознакомления и ради советов по доработке рукописи. Блинов указывал, что уже несколько месяцев живёт в Бемышевском заводе, то есть «в районе вотятских поселений (в 95 верстах от Мултана)». И добавлял: «То, о чём пишу, я не выискивал, “не старался собирать”, а само собой явилось, – только надо было слушать». В ответном письме от 18 января 1896 года Короленко подчёркивал своё несогласие с убеждением Блинова в реальности жертвоприношений. Он рекомендовал отложить публикацию до окончания дела[409]. Спустя два с половиной года Короленко раздражённо заметил: то была «не статья, а торопливые, необработанные наброски»[410]. Затем Блинов послал ему свою статью на эту тему для передачи в печать. Кажется, Короленко выполнил просьбу. И подписался под ответом: «Искренне уважающий Вл. Короленко»[411]. В ноябре 1896 года Блинов предлагал статью о вотяках «Историческому вестнику» («…Я достиг довольно интересных открытий и могу многое сказать о религии инородцев…»)[412], но там её не приняли. Обращаясь к Короленко 1 октября 1897 года, Блинов напоминал: «…Вняв Вашему настоянию отложить общее обсуждение вопроса о вотских жертвоприношениях, я ни единым словом не обмолвился в печати, пока не кончилось дело»; «Дождался окончания дела, не позволял себе ни малейших замечаний…»[413]. В августе 1898 года на X съезде естествоиспытателей и врачей в Киеве он выступил с докладом «О языческом культе вотяков. Вотяки-буддисты». Сведения о докладе и о вызванной им полемике напечатали в «Дневнике» съезда, об этом написали в газетах. В тот момент заветная книга Блинова уже была готова, только что не сброшюрована[414]. Вскоре она вышла. Блинов писал её, начиная с 1895 года, пытался пристроить в какой-либо солидный столичный журнал, но в итоге пришлось напечатать её в Вятке.

«До боли жаль…»