Via Baltica (сборник)

Итак, через неделю, уже при форме и в сапогах, я выкроил время и написал три письма: Даниеле – в больницу, Грасильде – на кафедру и училке Матулените – в людскую. Ответов я не дождался. Бесился, но что поделаешь! Откуда мне был знать, что Даниеле давно уже выписана и выдана за своего боксера-библиотекаря. Что у Грасильды опять началось ухудшение, что она уже в спец-больнице. А Матулените, математичка? Та хотя бы из чувства долга могла отозваться, сообщить что-нибудь о Люции и перевести мне припрятанные пятьсот рублей – сумасшедшие деньги для рядового! Лишь через несколько лет я узнал, что учительница попала в уличную аварию, схлопотала трещину таза и перелом руки. Авария была не очень серьезная, но для нее – трагедия до скончания дней! Так и осталась в том своем городке на озере дальше преподавать математику – этому хромота не помеха. Наши письма все-таки проверяют, объяснил мне сектант с Западной Украины. А накануне мы все – даже эстонцы! – приняли варварскую присягу, в которой были ужасающие слова про нарушителей этой самой присяги: пусть постигнет меня суровая кара и всеобщая ненависть… Эстонцы, во всяком случае – некоторые, мало что понимали и произносили текст по бумажке. Неважно. Вот и окончился нулевой цикл строительства коммунизма, пришел конец и моей учебе. За окном казармы торопился к Черному морю Днепр, неширокий в этих местах, и тускло светился унылый областной Могилев, когда-то принадлежавший нашим князьям. Во время гражданской войны здесь несколько месяцев продержалось белогвардейское Временное правительство. Когда нашу роту однажды привели в областной музей, у меня в груди потеплело: в экспозиции я обнаружил небольшой портрет князя Витовта и карту Великого княжества. Согласно легенде литовцы именовались оккупантами и угнетателями. Я показал это все сыну славного города Тулы – тому самому сержанту Мишустину, кстати тоже изгнанному за драку из какого-то техникума. Он ухмыльнулся, но ничего не сказал. Зато не забыл дать мне наряд на кухню – самое мерзостное из всех возможных дежурств.

К весне мы уже пообтерлись, хоть были еще не старослужащие, не деды. Меня отправили чистить снег на плацу, и тут я увидел: в наши ворота въезжает «Икарус»! Передвижная Rontgenовская установка ! Господи! Ровно такой, как у Антанаса Бладжюса! Выкрашен – не отличишь! На территории сразу же прекратились работы, занятия, беготня. В это раз я даже не дрогнул перед экраном – не было никаких надежд. Туберкулез так и остался глупой иллюзией молодости. Чистая правда: очаги обнаружили только в легких интеллигентного москвича Орлова и эстонца Ребане. Все остальные были здоровы и могли продолжать службу. Орлова и Ребане уже назавтра куда-то отправили. Орлов радовался как ребенок. Ребане виду не подавал. Может, он тоже испытывал счастье, однако себя не выдал. Ребане был такой рыженький толстячок. Его бы отпустили и так: неделю назад в Раквере жена родила второго ребенка. Может, у него и не было повода для восторгов. Кстати, Ребане по-эстонски значит Лисица. Такие фамилии есть у всех: я встречал и Лапинаса [42] , и Лисицына, а потом и Фукса. Но это неважно: мои легкие были оказались чисты. Автобус медленно выкатился за ворота с красными железными звездами, а я остался дослуживать.

10

Все, кого я люблю, уже умерли или неизлечимо больны.

Том Уэйте

Вот и вся история болезни и любви. Невразумительная, раздерганная, даже претенциозная. К чему рассуждения о чахотке и строительстве коммунизма? К тому: и чахотка, и коммунизм уже порядком забыты. И никаких гарантий, что эти явления не возродятся, не поднимутся в полный рост для новых атак. Чахотка всегда наготове. Коммунизм, по мнению большинства, не способен на это даже теоретически, но вспомним: совсем недавно даже самые смелые не верили в восстановление Независимости. Был бы Андропов поживее, поздоровее… Его сегодня кто-нибудь помнит? Ладно, вернемся напоследок к своим. Ни Люцию, ни Антанаса Бладжюса никто не собирался из Индии доставлять домой. Там и похоронили на католическом кладбище, и то хорошо. У старой Матулените теперь появилась цель – отправиться в Индию и посетить могилу. Старушонка крепкая, вылитая железная леди, даром, что из провинции, не боится прививок, да и денег за годы стародевичьего учительства успела скопить порядочно. Правда, все пошло псу под хвост, тысячи превратились в копейки, но надежда есть. Такие не отступают. Иногда я ей шлю открытку на Рождество, иногда забываю.