Вязь (СИ)

— Нет, — Верона вздохнула, легко смирившись с тактическим поражением. Не удалось усыпить бдительность черного. Не удалось так просто втереться в доверие. — Я неумело пытаюсь унять твою горечь неуместной шуткой. Вероятно, зря, ведь в тебе нет действительно ничего, кроме злости и обиды. Я не хочу тебя держать здесь и быть еще одним поработителем. Но я боюсь, что ты причинишь еще больше боли от желания мести. Ты — Лихо. У беды только один глаз, оттого она видит узко… У тебя один глаз. Ты не ведаешь, что творишь, пока так сильно болен душой.

Верона отползла в сторону, подобрав ноги и спрятав их в складках ткани, а после уставилась на джинна. Она чувствовала, что глаза вновь щипало от эмоций.

— Я хотела помочь Исмаилу. Я молю предков дать мне мудрости поступить правильно. Не злись, а то мне придется давить тебя, а я не хочу, не хочу плести против тебя еще больше заговоров.

Черный выслушал терпеливо, хотя лицо его и серело на глазах от досады и разочарования. Напряжение изломало позу, вычертило узор вен на лбу и висках. Верона чувствовала, что внутри джинн мечется так же дико, как мог бы сейчас метаться снаружи. И когда последние слова были сказаны, а тяжелая тишина повисла между ведьмой и одержимым, тот наконец взял в руки ее скромный дар. Казалось, что сейчас снова начнется буря, а несчастный ноутбук полетит прямо в хозяйку, — но он лишь мягко упал на подушку. Черный же встал, чтобы медленно опуститься на корточки перед Вероной, опираясь кончиками пальцев о ковер. Ведьма тревожно подобралась.

— Моя месть уже свершилась. И если ты хочешь знать, чего я хочу, женщина, то я жажду свободы. Мне нужно это тело, я хочу наслаждаться жизнью и не думать о том, чтобы выбирать кого-то, кроме самого себя. Ты… — джинн глубоко вздохнул, наклонившись еще ближе, и, не скрывая пренебрежения, выдавил: — Так и быть, я исполню для тебя три желания. Я могу многое, когда меня питает чужая воля. А потом — отпусти меня. За мою службу.

— Избавь меня от навязанного чувства вины, черный. Если бы не я, твоя история закончилась бы на той помойке. И ты это знаешь… Все остальное честно. Я согласна.

Джинн ухмыльнулся, тут же ободрившись:

— Тогда неси бумагу и нож. Не люблю договариваться на словах.

Верона не стала спорить. Однако и хорошим эта затея ничем не пахла: зло всегда остается злом, и не является ли работа по его законам потаканием кровавой сущности? Но уже через несколько минут то, о чем просил черный, было у него. Притянув к себе один лист бумаги, джинн надрезал палец и начал что-то чертить кровью, бормоча под нос. Ведьма не могла разобрать в речи ничего, кроме зычных отзвуков «ра», «ха» и «лах», а письмо со стороны представлялось хаосом искривленных росчерков разной длины, петель и точек. Джинн же, закончив, выглядел даже довольным.

— Вот заклинание. Теперь ты должна будешь повторить его за мной и пролить свою кровь.

Верона внимательно изучила листок

— Я ничего не понимаю, черный. Я не знаю твой язык. Ты думаешь, я подпишу то, что не смогу прочитать? Еще и на крови поклянусь?

Такого вопроса джинн явно не ожидал. Выгнув брови, он было набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться руганью, но замолчал — и только спросил возмущенно:

— Ну а что тогда прикажешь делать? Я, между прочим, себя к тебе привязываю!

Верона терпеливо вздохнула:

— Как я могу это знать? На слово тебе поверить? Я тебе не доверяю. Ты хитрый бес, еще и кровь горячая… Пиши на моем наречии. Вот как раз и узнаем, работает это или нет. Крови тебе хватит, я тебя хорошо кормила, — ведьма вручила джинну еще один лист. Тот, выхватив бумагу, что-то прорычал под нос, но сделал второй надрез. Выбор у черного был невелик.

— Ладно. Дай подумать, это дело творческое.

Новые росчерки ложились на белое полотно под совсем тихий и неторопливый шепот. Заклинание внешним видом напоминало старую русскую скоропись — может, оттого, что буквы у джинна выходили такие же хвостатые и почти лишенные острых углов. Он странно располагал слова и предложения, будто рисовал ими, но Верона не без труда понимала все написанное. Работа у черного заняла в десять раз больше времени, и так доволен, как прежде, он не был, — но все же, встряхнув лист и вытерев руку от крови, повел пальцем по строчкам и начал читать вслух:

— «О, Шахрур сладкоголосый, ночной гость! Я исполнила свой долг и теперь у меня ты в долгу. Волею своей заклинаю: когда позову я тебя по имени и скажу слова Я ЖЕЛАЮ — три раза ты откликнешься и дашь мне все, что я хочу, кроме того, что не можешь дать. Не попрошу у тебя бессмертия и смерти всему сущему, не попрошу тебя сгинуть и вечно служить. На крови клянусь, Шахрур, за то дать тебе свободу, как ты на крови клянешься не причинить мне вреда». А потом я говорю «слушаю и повинуюсь» и мы жжем бумагу.

Джинн бросил листок обратно на пол и откашлялся, переведя взгляд на Верону. Он явно ждал ответа, но заговорить ведьма все же не успела — в последний миг черный вдруг поднял руку и оборвал ее: