Вязь (СИ)

— Ты должна верить мне, Верона, я клянусь. А если нет, если ты боишься… Можешь отпустить меня. Я обещаю, что не причиню тебе вреда и после этого. Просто уйду, и ты никогда больше меня не увидишь, если пожелаешь. Глядишь, если наша связь оборвется, то и греховные видения тебя оставят…

Шахрур говорил о том, чего раньше страстно требовал, но теперь Верона не слышала в его голосе рвения, — словно джинн с тоской думал о возможной разлуке, словно готов был принять наказание. Или это только обман воспаленного страхом разума? Верона долго испытующе смотрела на джинна, как вдруг улыбнулась:

— Я хочу тебе верить. Хочешь помочь мне это сделать?

— Как?

Вода — лучший переносчик воли уже потому, что из нее состоит человек. В наговоре правды самым важным было не только упросить стихию выслушать тебя, но и не дать повода объекту влияния распознать намерение. Верона тревожилась: врать она не умела, а потому решила пригласить подругу для отвода глаз. «На чай», — оправдалась ведьма, когда рассказала Шахруру о скором приходе Оксаны; джинн выглядел совсем недовольным такой новостью и долго бормотал, что сейчас не лучшее время для гостей.

Вечер меховой лапой наступил на квартиру Вероны, погребая под своим тяжелым уютом небольшую кухню. Табуреты с мягкими сиденьями аккуратно расположились вокруг стола, а под ними черной тучей копошился домовой. Потел только вскипевший чайник. Оксана лениво мотала ногой, а ведьма доливала в заварник волшебной водицы.

Верона предложила гостям чай из шиповника. Странный выбор под томный вечер, но подсластить пилюлю хотелось и себе самой. А отвар правды для Оксаны казался забавным дополнением к плану: вот Верона и узнает все чувства к умершему сыну и виды на джинна у смекалистой женщины.

— Шиповник очень полезен для сосудов и кровеносной системы в целом… Сейчас вам рано об этом думать, но чем лучше забота о теле смолоду, тем проще будет жизнь на склоне лет.

— Все-то у тебя для пользы, Верона, — кривовато улыбался Шах, отпивая большим нервным глотком. Он все не спускал с ведьмы глаз. — Хоть думай о бессмертии и о том, хорошо это или плохо…

— Никто из нас не проживет больше, чем запланировано, — усмехалась Верона, а сама не пила, только осторожно пробовала принесенное к чаю печенье.

— Как у тебя складываются дела на работе? — обратилась Оксана к джинну, запивая ухмылку шиповником. — Притерся? Вдруг познакомился там с кем?

— Все потихоньку. Привыкаю. Мало слишком времени прошло… — вздохнул Шах и неожиданно выпалил серьезно и даже мрачно: — Мне с людьми сложно. Не могу ни с кем сближаться.

Верона впилась взглядом в джинна: «Неужто подействовало?»

— Да что ты? — Оксана подняла брови, а после хищно потянула уголки красного рта в ухмылке. — По тебе и не скажешь. Такой активный, спортивный, красивый.

— Ну, Оксана, не суди людей. Никогда. Это хорошо, что человек из души спертые переживания выпускает, — одернула подругу Верона.

Но джинн лишь отмахнулся и отпил еще.

— Да ладно. Дело в том, что я ведь ото всех это слышу… Вот только это ложь.

Чашка Шахрура с грохотом опустилась на стол. С неожиданно прорвавшейся во взгляд яростью джинн схватился за печенье; Вероне казалось, что он вот-вот отшвырнет и тарелку или поломает все. Но Шах замер, вернувшись в прежнее напряженное оцепенение, задумчиво уставился на кругляшок сладости у себя в руке.

— А правда обо мне никому не нужна. Она даже мне не нужна, вот только без нее я никто.

— Мне кажется, пора перейти к более крепким напиткам, — выдохнула Оксана и прикончила свой отвар. — А то что-то плохое настроение у нашего красавчика.

Верона напряженно стиснула руками платье, заглядывая джинну в лицо. Не ожидала она, что из приоткрывшихся чертогов разума первым делом польются боль и страх, отчуждение. Такие человеческие чувства, словно Шахрур никогда и не был черным.

— Мне нужны, — успокаивающе улыбнулась ведьма, но тут же исправилась под жгучим взглядом Оксаны. — Всем… Всем, кто тебя окружает. Ты хороший, Шах.

— Не думаю, что такой уж хороший… А, к дьяволу.

Шахрур поморщился и все же съел печенье, щедро запив его последней порцией настоя, будто тем самым проглотил вместе с угощением и страдания. — Не хочу говорить о себе. Лучше вы мне что-то скажите… У тебя, Оксана, дела, гляжу, идут неплохо? Новая жизнь полным ходом?

Под столом тень метнулась под ноги Оксаны. Верона сначала решила, что домовой, но того смыло с кухни на антресоли первой жгучей эмоцией Шаха. Никого чужого в квартире ведьма, впрочем, не чувствовала. Показалось по свежей памяти?

— Иногда мне трудно смириться с потерей, но я уговорила себя, что так Кирюше только лучше… Я думаю о том, что он в месте, где больше нет страданий.

На лице Оксаны расцвела сначала одна эмоция, потом другая, затем третья, но никакую из них Верона не смогла бы для себя четко определить. Ведьма кусала губы, ожидая, когда же прорвется пузырь печали, что давит материнскую грудь по утрате ребенка, но находила только ужимки и ловкие прыжки с темы на тему.

— А как вам с Вероной живется? Не покусали еще друг друга? — Оксана посмотрела на Шаха.