Вязь (СИ)

Но после Верону ждала большая работа. Хвала новым технологиям — сегодня не приходилось искать специальных людей и книги, чтобы узнать о чем-то, и это хоть как-то облегчало тяжелое погружение в дебри чужеродной культуры и религии. Корни у Исмаила, так уж сложилось, уходили в очень сильную веру. Настолько сильную, что даже быт атеиста с Востока неизбежно опирался на Коран и сунну. Ни побег с родной земли на чужую, как диктовалось в исламе, ни вероотступничество не отрывали мусульманина от корней. Всему там было свое определение.

По части личных интересов Верона и вовсе успела запутаться. Как и в христианстве, в исламе были свои ангелы и демоны — шайтаны, — существа духовного плана, которые боролись за душу человека, чтобы склонить каждый на свою сторону. Праведники верили в Аллаха и беспрекословно служили ему. Грешники отреклись от Всевышнего и подчинились Иблису. Были там и свои языческие боги, большая часть из которых перешла в демонический ранг, но среди всех сверхъестественных тварей особое внимание уделялось джиннам, которые, наряду с людьми, оказались созданиями божьими. Эти, как говорилось, порой вступали в контакт со смертными и, ведомые то шайтаном, то верой в Аллаха, то личными мотивами, нередко сводили людей с ума. Верона поняла, что мусульмане приписывали джиннам огромную свободу воли. И еще она знала: хотя во всех религиях «законы божьи» являются, в сущности, плодом человеческого творчества, было бы ошибкой считать сказанное в них абсолютным вымыслом.

А вот ответить на вопрос, по своей ли вере Исмаил нашел врага в тонком мире, было сложнее. Современность диктовала новые законы: одержимые бесом, на Востоке ли, на Западе, мало чем отличались от душевнобольных в мирском сознании. Религия предлагала универсальное средство — веру. Зло ее боялось, а добро — уважало. Возможно, выбор языка и божества в борьбе с проклятием и темным духом важной роли не играли — тогда Верона справилась бы сама. Но нужно было вернуть и Исмаила к корням, заставить его поверить в спасение…

Оставалось лишь понять, с чем конкретно ведьма имеет дело — и чего ей бояться в ответ.

— Ритуал.

Верона разложила перед собой камни, переплетенные белой нитью ветви ивы, соль. Свечи, расставленные на все четыре стороны, остервенело трещали, и маялось, гнулось пламя без ветра и ведьминого дыхания.

— Невидимое видимо. Вайга, прошу тебя, невидимое видимо…

Верона запалила веник полыни, чтобы после затушить пламя и заставить высушенную траву тлеть в руках. Она шептала. Молила предков подсказать верный путь и поведать, кем являлся ведьмин гость. Тревожно стало сразу: треск пламени, что бенгальских огоньков в новогоднюю ночь, сбивал ее с толку, а нагревшийся плетеный крест на груди подсказывал о злом духе. Татуировку на запястье все так же кололо. Даже жгло.

— Эта вонь. Похоже на псину, фу! — Верона поводила тлеющим пучком перед лицом, чтобы опутать неприятный аромат привычным травяным духом. Но стоило взглянуть на плошку с солью у ног, как ведьма отпрянула в сторону. Песок почернел почти полностью, оставляя лишь небольшой белый ореол.

Ведьма уронила себя на живот Исмаилу. Он встревоженно охнул, проснулся, залепетал что-то, но ее крест был прижат в ту же секунду к вспотевшему лбу: так Исмаил не сможет встать или двинуться. Ведьма знала и то, что магическое воздействие на людей разной культуры и веры может давать совершенно непривычный результат. Но староверский крест защищал от черни, духов и бесов. К чему из этого относился Исмаил, ведьма не знала, но точно поняла: в доме одержимый. И с таким феноменом она не имела опыта работы, но вот обездвижить могла попробовать.

— Черный! Что ж ты сразу не представился, — шипела она, как кошка, вдавливая потемневшее серебро в кожу. — В вашей вере не так много тварей могут занять чужое тело.

Лицо Исмаила исказилось в выражении крайнего отвращения, а зубы в оскале он стиснул так, что в тишине послышался скрежет, будто крошилась эмаль. Поднялись дрожащие руки, вцепились скрюченные пальцы в запястья Вероны. В горле заклокотал низкий рык. Ненавидяще щурясь, демон — а это точно был он, — выплюнул:

— Kus ‘ummak, ye sharmoota{?}[(араб.) Отъебись, шлюха.].

Верона ничего не поняла, только еще туже зажала мужчину коленями.

— Ты отсюда не выйдешь. Я запечатала тебя, не выйдешь. Захочу — оставлю здесь, пока не сдохнешь от голода. Так что повежливей! Где ты еще тело себе найдешь в стеклянной колбе, а? Думай, черный, думай, с кем дружить нужно!

Верона дернула зажатым кулаком, с которого посыпалась на лицо Исмаила зола. Тот зажмурился, яростно сипя, а затем почти по-звериному замотал головой, отряхиваясь.

— Не зли меня, женщина, — процедил демон. — Я тебя не трогал, мне плевать на тебя и твой быт. Вот и ты не лезь в чужое дело и оставь нас.

— Я спасла твое тело, черный! Разве так выражают благодарность? — фыркнула Верона. — Какой ты черный? Бутылка… Джинн же? Тогда тебе очень нужно было это тело… И ты у меня в долгу.

Верона сверкнула глазами.