- Вы можете приехать к нам, - сказал Дэвид, - у Вероники своя часть дома. Она много работает в библиотеке, прекрасно владеет языком.
- Это не со мной, - сам себе прошептал Павел, вслух же добавил: - Бог вам судья. Мое воспитание оказалось никудышным. - Сделал пару шагов, потом остановился и сердечно посмотрел на Веронику: - Дочка, ты помнишь, как я читал тебе в детстве?
- «Сказку о царе Салтане», «Руслан и Людмила»... Помню, конечно...
- Это была сказка о моей семье...
Павел пошел сквозь толпу. Вера осталась стоять, тревожно глядя ему вслед, потом о чем-то заговорила с Вероникой. Павел же, прорвавшись через море мечущихся тел, уперся в стойку бара. И первым, кого он там увидел, был Егорыч, пригласивший его в день приезда на Север в качестве третейского судьи за свой стол. Он сидел спиной к залу и был ко всему безразличен. Правой рукой он медленно прокручивал стакан с каким-то напитком. Похоже, виски.
- Егорыч? - окликнул его через плечо Павел.
- Так точно, - крутанулся тот на табурете и расплылся в свою бороду улыбкой: - О! Земеля! Ну, земля круглая, а Россия маленькая, я так понимаю, давай к моему шалашу. Я тут пассию свою не дождался. Сижу, думаю, какого хрена я здесь штаны протираю?
При слове «пассия», Павел вспомнил о Вере, повернулся, стал искать ее глазами. В мельтешении зала увидеть ее не удалось, а вот наверху - в ложе, увидел всех троих. Официантка как раз принесла им что-то в бокалах.
- Выпьешь? - спросил Егорыч.
- Обязательно, - ответила за Павла обида.
- Сколько?
- Еще подвозить придется.
- По-нашему, - похвалил Егорыч. - Я вискаря балую. Английское пойло, но тут надо в аристократа играть. Меня и так сюда пускать не хотели. Фейсом не вышел. Борода, понимаешь, напоминает им о моджахедах, будто русские бороду не носят.
- И как удалось пройти?
- Сто евро на оба глаза - и я бритый, и свитер мой никому не мешает. Да, вот, похоже, зря тратился, дамочка меня кинула. А я вчера из-за нее в «Праге» зарплату буровика оставил.
- Тяжелый случай, - равнодушно посочувствовал Словцов.
- Да у тебя, я тоже вижу, дела «не фонтан».
- Рванем по маленькой?
- Полыхнем, - согласился Егорыч, чокаясь, - тебя, вроде, Павел зовут?
Две девчушки примостились рядом, и одна из них подрулила с незакуренной сигаретой. Стараясь быть вальяжной и значимой, спросила:
- Извините, господа, у вас можно прикурить.
- Для вас, милое дитя, хоть факел! - растаял Егорыч, щелкнув зажигалкой.
- Спасибо, - собралась, вроде, возвратиться к подруге девушка.
- Девушка, меня зовут Василий, можно также называть Егорычем, и, если я вас сейчас не угощу достойной выпивкой, вечер можно считать безвозвратно потерянным и бесцельно потраченным.
- Аля, нас угощают, - похоже, она только этого и ждала и позвала готовую сорваться с места подругу.
- Это Алиса, - представила подругу девушка, - а меня зовут Ира.
- Василий, - представился Алисе Егорыч, одновременно поманив бармена.
- Павел, - нехотя представился Словцов, кивая бармену повторить.
- А нам «отвертку», - попросила Ира.
- Правильно, - одобрил Егорыч, - затянем шурупы!
Девочки послушно хохотнули. Павел смотрел на них с нескрываемой печалью.
- Я здесь впервые вижу человека с такой пышной бородой, - сообщила Алиса.
- О, сначала у меня были усы, как у Чапаева, - похвастался Василий.
- Чапаев? Это кто? - озадачилась Ирина.
- Ира, - одернула ее Алиса, - читать надо. Это у Пелевина. «Чапаев и пустота». Книга такая.
- Пелевин - это кто? - в свою очередь наморщил лоб Егорыч. - О чем они? - спросил он у Павла.
- О пустоте, - ответил тот.
- Вы, девочки, про Чапаева не слышали? - спросил Егорыч.
- Ну вот я читала, у Пелевина, но ничего не поняла, - призналась Алиса.
- А я думал, про него только Фурманов писал.
- Пелевин - это современный писатель, это постмодернизм, - пояснил Павел.
- Понял, это, типа, ни о чем и обо всем сразу, - догадался Егорыч и сразу забыл о постмодернизме: - А вы, Ира, на Терешкову похожи.
- На кого?
- Будем восполнять пробелы в знаниях, - погладил себя по бороде Егорыч, - это первая женщина-космонавт.
- Как? Первым же этот был, Гагарин? - вспомнила-изумилась Ира.
Павел при этом подавился второй порцией виски. Откашлявшись, он все же решил поддержать эту интеллектуальную беседу, процитировав:
«Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы.
Рассказали нам несколько сказочек на ночь
И отправились, мудрые, спать, как и мы».
- Смешные стихи. Я в Интернете такие же читала, - сообщила Алиса.
- Это Омар Хайям. Он писал, когда еще не было Интернета. - Наливая из оставленной барменом бутылки, он продолжил цитировать:
«Если истина вечно уходит из рук -
Не пытайся понять непонятное, друг,
Чашу в руки бери, оставайся невеждой,
Нету смысла, поверь, в изученье наук!
Тот, кто следует разуму, - доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока».
И запил обе строфы.
- У вас еще много стихов о том, какие мы дуры? - с вызовом спросила Алиса.