Вид на доверие (СИ)

Эштон тоже молчал. Он смотрел в окно, немного хмурился и поджимал губы. Сейчас это было больше знаками задумчивости, чем раздражения.

— Ты не можешь мне запретить делать что-то, что касается меня. Запрещать связывать тебя — пожалуйста, трахать тебя — сколько угодно, не нервировать по пустякам — в ту же корзину, но ты не в силах запретить мне хоть что-то из того ,что мне хочется в отношении себя, — он говорил, не отрывая взгляда от местности за окном. — Я понимаю, Вик, что ни к чему хорошему подобным образом жизни я себя не доведу. Но, может, мне и не нужно ничего хорошего? — он повернулся к любовнику и посмотрел ему в лицо слишком внимательно, слишком пронзительно, чтобы можно было подумать, что фраза брошена просто для поддержания темы. — Может, я хочу сдохнуть где-нибудь от передозировки, чтобы… — он замялся. Говорить истинное желание не слишком хотелось, он и не стал — слишком глупо и по-детски. — Неважно, — Эш мотнул головой. — Просто, раз ты такой ответственный, не бери на себя вину в случае любого исхода. Я трезво выбираю свой путь и отдаю себе отчет в этом выборе.

— Чтобы — что, Эштон? — сухо поинтересовался Виктор, продолжая упрямо следить за дорогой. — Лично плюнуть в лицо Барри? Или руку пожать этому призраку давно минувших дней?

— Какая разница? Ты вряд ли сможешь это понять, — фраза была настолько шаблонной, что было даже обидно ее говорить. — Не бери в голову, серьезно. Это моя просьба и совет.

Эштон накрыл его руку на руле своей ладонью и немного сжал, призывая к перемирию.

Виктор чуть разжал пальцы на руле, чтобы прихватить пальцы любовника.

— Это бред, а не совет, Эштон, — рыкнул он, поворачиваясь к парню. На дне глаз плескалось загнанное отчаяние — Вик искал выходы, и забыть, пустив на самотек, явно не входило в сколько-нибудь пригодные варианты.

Хил дышал ровно и напряженно, с шумом выдыхая каждую новую порцию воздуха.

— Тебе это не нужно, — мужчина ткнул пальцем в небо и не надеялся, что это сработает. Ему необходимо было хоть что-то говорить, чтобы держать себя в руках.

Эштон улыбнулся. Как-то по-особенному мягко — за ним редко подобное водилось.

— Я не пытаюсь покончить с собой с помощью наркотиков. Если бы я хотел этого, я бы уже начал колоться. Пойми, Вик, я живу так, как мне хочется. Мне нравится это чувство легкой эйфории, ощущения, что я все могу, которое меня постигает, когда я под кайфом. И я не готов с ним прощаться. И я понимаю, что наркотики рано или поздно сведут меня или в больницу, или в морг. Но зато я не буду жить скучной пресной жизнью. Кстати, — улыбка стала пошлее. — Секс под кокаином гораздо более острый.

На последнюю фразу Виктор стрельнул таким убийственным взглядом, что ему позавидовала бы любая оскорбленная самка. Он почти сразу вернул взгляд автодороге, выпуская и сбрасывая с руки пальцы Эштона — боялся сломать тому кости или вывихнуть фаланги.

— Помолчи, — попросил он с интонацией, с какой мог бы сказать “заткнись”, — иначе врежу.

Снова не угроза, а предупреждение. Пошлую улыбку в этом контексте очень хотелось стереть наждачкой. Но как только Виктор сорвется — назад пути не будет у обоих. Хилу плевать на противозаконность мер, но они были бы слишком травматичны для Эштона, а мужчина дал обещание. И нарушить его мог только с обоюдного согласия. Согласия не было, и Виктор отдавал себе отчет, что когда априори не вечное заключение закончится, парень первым делом пойдет в клуб. По этой ветви тупик.

Если где-то в речи и содержались намеки на обратное, то Хил их не видел.

— Относись к этому проще, — Эш вновь улыбнулся. В этот раз более напряженно. Он отвернулся вновь к окну и молчание между ними стало совсем тягостным.

— Я не знаю, смогу ли я бросить совсем, — сказал наконец Эштон. — И если не смогу, то это будет значить, что я зависим. Я не хочу этого знать.

Виктор молчал до самого въезда в город, а потом до тех пор, пока не остановился за квартал до работы Эштона. Снимать блокировку и открывать двери мужчина не спешил — время у них все равно было.

— Эш, мы взрослые люди, — в очередной раз повторил Вик, — я разъясню тебе кое-что, а ты поговори сам с собой и прими решение.

Хил откинулся на сидение и закурил.

— Раз я такой ответственный, — повторил он недавнюю формулировку любовника, — я тебя в покое не оставлю. Не могу оставить. И однажды ты проснешься не в своей постели, а в палате или подвале, — Вик хмыкнул, стряхивая пепел, — зависит, договорюсь с руководством или только с парой врачей. И ты проторчишь там месяц-два-три-больше, пока тебя не переломает. Я договорюсь с родными и начальством, нигде это время отражено не будет, никто не узнает.

Мужчина затянулся, смотря сквозь лобовое, и коснулся насущного.

— Если ты узнаешь там, что зависим, тебе не нужно будет что-то решать, жить с этим или переступать через себя. Тебе уже некуда будет деться и придется пройти до конца. Но всегда есть вероятность, что зависимости попросту нет, тогда я отступлюсь.