— Я подсел на наркотики из-за Барри. Он постоянно крутился во всей этой тусовке, а я хотел постоянно быть с ним. Потом втянулся и сам. Мне нравилось, как он воспринимает меня, когда я под кайфом. Сейчас я знаю, что мне тогда все это просто казалось — он воспринимал меня как всегда, — Эштон откинул очередную скуренную сигарету и потер лицо руками. — Через год, как я попытался покончить с собой, я узнал, что у него была передозировка. Но мне было уже все равно. Видимо, перерос.
Вот как. “В школе были не разлей вода”, значит. Виктор, обдумывая услышанное, молчал меньше, чем до этого Эштон. Очередная сигарета отправилась в траву недокуренной, а Хил сместился так, чтобы угол капота оказался между ног, и, упершись пяткой в бампер, отодвинулся глубже. Задницей пришлось проехаться по не чистой поверхности, но опираться на бампер всем весом Виктор не рискнул, да и плевал он — постирает.
Расположившись, Вик привлек внимание любовника кратким “хей”, а потом качнул головой и побарабанил пальцами по освободившемуся месту, зовя Эштона если не сесть, то хотя бы подойти.
Эштон посмотрел на него, дернул плечами и подошел. Жалость ему не нужна была, сочувствие тоже. Он просто рассказал то, как было. Сейчас ему было неприятно об этом вспоминать, но не было никаких слезливых воспоминаний.
— Только не нужно мне сочувствовать, ладно? — сказал он, вставая перед Виктором.
— Я похож на посмотревшую “Хатико” девочку? — осведомился Виктор, сочувствовать и не собиравшийся. По крайней мере в том смысле, в каком подразумевал вопрос. Эш был идиотом в своем решении и сам это признал, — иных вопросов к самому факту вскрытия вен (в иной ситуации Хил бы еще вернулся к теме неумелости каким-нибудь стёбом) у него не было. К факту подростковой неудачной влюбленности — тоже.
Мужчина еще раз постучал пальцами по капоту.
— Либо сядь, либо облокотись.
— Зачем? — брови Эштона приподнялись, а в глазах мелькнуло удивление. Когда Виктор делал такие странные предложения — приказами назвать Эш их не мог, иначе бы пришлось признать, что он их исполняет, а не принимает предложения, — то парень невольно напрягался.
Эш сделал шаг к машине и оперся на нее бедрами, все еще не сводя взгляда с любовника.
Виктор вцепился пальцами в пояс парня и втянул того на капот, тут же шикая и придерживая, чтобы Эш не начал бабские возмущения и не соскочил обратно.
— Мы взрослые люди, — напомнил он, крепче перехватывая любовника поперек тела, — пожалуйста, не устраивай детских истерик. Я просто хочу спросить. Постарайся не хамить и понять меня.
Виктор усиленно пытался балансировать на рациональном пояснении — с попытками логически расположить Эштона и дать ему понять, что на него никто не покушается — и не скатываться при этом на тон, каким говорят с детьми. Было сложно, но пока выходило.
— Я прошу тебя, — искренне добавил Вик.
Эштон сначала напрягся. Ему все-таки не слишком нравилось, когда его вот так вот таскали. И это не было детской реакцией — вполне себе взрослое нежелание.
От слов любовника он напрягся. Эш подозревал, что хочет спросить Виктор. Ему казалось, что наверняка снова про наркотики. И про то, собирается ли он бросать. И они снова поругаются, потому что Эш не собирается.
С кокаином ему было проще переносить давление, которое на него оказывали. Сам Виктор, в первую очередь. Да и все-таки можно было признать, что он зависим — Эш не представлял себя в ломке.
— Спрашивай, — сказал он, и можно было ощутить как от напряжения подрагивает его тело.
Виктор скользнул ладонью по телу, но напряжение чувствовалось и без этого. Не такой реакции хотел Вик, когда говорил “пожалуйста”; он рассчитывал на хоть какую-то открытость ему. Такое недоверие било сразу в несколько побаливающих мест.
— Так не пойдет, — выдохнул мужчина, уткнувшись лбом парню в спину. — Можно просто поговорить? _Нормально_ поговорить, доверительно и без ужимок.
— Я разве возражаю? — сказал парень. — Просто я не понимаю, что еще можно нам обсудить. Ты снова начнешь читать мне нотации, я вновь не буду их слушать. И мы снова поругаемся.
— Я не собирался обсуждать, — пояснил Виктор, — я ведь сразу сказал, что хочу только спросить.
Хил выдохнул и уложил подбородок Эштону на плечо.
— Я не буду в этот раз читать нотации, обещаю. Просто ответь на вопросы. Но для начала расслабься. Договорились?
Идти на это было сложно, но Виктор хотел выяснить всю картину целиком, потому мог пожертвовать парой сотен тысяч нервных клеток, сдерживаясь. Или одной сотней, если Эш не будет нарываться в процессе.
Эштон глубоко вздохнул. Это было сложно сделать — расслабиться. Но потом он кивнул и сказал.
— Хорошо, я тебя слушаю.
Он не верил, что Вик опустит нотации, но готов был выслушать. Когда-то это надо было сделать.
— Хорошо, — в ответ отозвался Виктор, чуть плотнее прижимая к себе любовника — так было проще себя контролировать. О сроках спрашивать было бессмысленно: годом раньше — годом позже, разницы никакой. Наркотики начались еще в школе, и этого было достаточно для соответствующих выводов.