Вид на доверие (СИ)

— Ну и прекрасно, — Эштон уловил сразу настрой Виктора и отвернулся, не планируя продолжать разговор. Их отношения все больше походили на те, когда они просто спали друг с другом. И парень категорически не понимал, что катализатором большинства проблем является он сам.

— Ты осознаешь, насколько ты сейчас — эгоистичная свинья? — поинтересовался Виктор где-то через минуту, когда пауза уже превратилась в молчание, но не успела затянуться настолько, чтобы окончательно похоронить тему. Он продолжал смотреть на дорогу и одновременно задумчиво перекатывал во рту язык. Хотелось курить, но за рулем делать это мужчина не любил.

— А ты? — спосил Эштон. — Я тебе не хочу говорить, потому что это был глупый поступок, который ни к чему хорошему не привел. И я не хочу обсуждать это ни с кем.

— А тебе не пришло в голову, что моя свадьба могла относиться к той же категории событий? — Виктор не упустил возможности добавить в голос каплю сарказма. Мужчина дал Эштону время задуматься, но не ответить.

— Если я и готов это обсуждать, то точно не по приказу зарвавшегося янки, которого ты так любишь из себя строить, — отрезал он.

— Да плевать мне, каким ты меня воспринимаешь, — отозвался Эштон, не поворачивая головы в его сторону. — Можешь вообще никак не воспринимать. Может, за ответом на этот вопрос мне обратиться к кому-то из твоих друзей? Ты же любишь к ним отсылать.

Яда в его голосе было достать для убийства парочки людей.

— Можешь обратиться, — хмыкнув, кивнул Виктор. Слишком серьезно кивнул. — К твоим услугам Николсон и Эмили. Полагаю, с ними ты будешь гораздо более вежлив, чем с собственным любовником.

— Полагаю, я вообще не буду обращаться к кому-то. Я не собачка, которая бегает с места на место, чтобы спросить о косточках в шкафах своего хозяина.

— Если б ты _спрашивал_, я бы и не возникал даже, — снова дернул плечом Виктор. — А ты пока только предъявляешь, Эштон. Предъявляешь, что я тебе не рассказал, не озаботившись даже “неприятными подробностями”, о которых я говорил, между прочим. Мы с тобой на тот момент даже знакомы не были! А ты развел тут разборки, будто я вчера женился, а тебе не сказал нихера!

Виктор явно начинал заводиться, а Эштон явно умудрился всковырнуть нечто больное.

— Курить хочу, — плюнув, Хил свернул на обочину и, выключив двигатель и достав пачку сигарет, вышел из автомобиля. Дверью усилием воли не хлопнул.

— Ты тоже спрашиваешь, хотя я сказал, что не имею никакого желания обсуждать то, что произошло в то время.

Эштон тоже вышел из машины, но дверью хлопнул от души. Он достал из куртки сигареты и сразу закурил, в нарочито расслабленной позе опираясь о машину.

На хлопок двери Вик вскинулся, но говорить ничего не стал — молча затянулся, осторожно усевшись на капот.

— О том, как ты спрашивать будешь, ясно было еще в саду, — Хил говорил глухо, но уже спокойнее. — Я решил, лучшая защита тут — нападение с переводом темы. Но ты никогда не сопоставляешь поведение других и свое, — мужчина снова затянулся. — Тебя бесполезно учить на чужом опыте. Ты и на своем-то не учишься, — хмыкнул. — Неудачно вышло. Извини.

— Блять, — Эштон все же не выдержал. Он резко развернулся к Виктору и с какой-то горькой, потухающей яростью посмотрел на него. — Что ты хочешь услышать, Вик? О том, как я по малолетству дико влюбился и на меня обращали внимания чуть больше, чем на стул, когда я надоел?

Эштон снова выругался, мотнул головой и откинул окурок, сразу же доставая новую сигарету.

— Вообще, я хотел услышать “извини, Виктор”. А потом, при наличии особого желания и попранной гордости, “расскажи, _пожалуйста_”, — выдохнул он очередную порцию дыма и продолжил. — Я тоже влюбился. Только надоесть не мог априори, ибо стулом был с самого начала.

Окурок полетел на землю.

— Зачем же она тогда вышла за тебя замуж? — Эштон не смотрел на любовника, все также предпочитая изучать пространство перед собой.

— Доказывала взбунтовавшемуся обществу, что не лесбиянка, — Виктор скривил губы в подобии улыбки и снова закурил. — Под одной крышей жили. Только супружеский долг ей отдавал вовсе не я. Я только прикрывал ее. Почти каждый день, полтора года.

Мужчина выпустил несколько колец.

— Ее винить не в чем. Она была в курсе, потому и пришла ко мне. Сам дурак, согласился. Тогда я не был так ревнив, конечно, но любил-то ее до болезненного. Думал… а вдруг?

Виктор ухмыльнулся.

— Развелись, как только все поутихло, а ее пассия обзавелась для них наследной квартирой. Я тогда вздохнул с облегчением. Все то время было… тяжко, — Виктор явно преуменьшил. — Не могу поэтично назвать это “трагедией всей жизни”: мы оба все отлично знали, брак был добровольным фиктивным соглашением, а я осознанно позволил собой воспользоваться. И потому, в общем, сам понимаешь, это далеко не самые радужные полтора года моей жизни.

Эштон долго молчал, переваривая информацию и обдумываю все это. Через несколько минут тягостной тишины, прерывающейся только на их глубокие вдохи никотинового дыма, он подал голос: