Вид на доверие (СИ)

— Не набрасывайся сразу с вопросами, — предупредил он, ставя сумки у входа. Две комнаты, совместный санузел, кухня.

— Не буду, — Эштон был на редкость спокойным. Его лицо вообще ничего не выражало. Он подошел к окну и посмотрел наружу — ничего особенного. Парк, деревья, все то, чего он и ждал. — Только и ты теперь больше ничего не спрашивай. И не проси. Доверие, искренность и полагаться на тебя во всем? Ну-ну, ты, смотрю, рассказываешь мне все.

Виктор вздохнул, усаживаясь на диван.

— Эштон, будь добр, скажи мне одно. Ты когда с людьми общаешься, с Мартином тем же, ты в течение первого же месяца выкладываешь все свои скелеты, да? Что кокаин нюхаешь, что вены из-за Барри резал, что стриптизом подрабатывал или, не знаю, подрабатываешь, что-то еще, о чем ты, вероятно, мне еще не сказал? Ты случайно ляпнул о самоубийстве, тебя спалил со стриптизом тот попрыгун из Руно… Давай, может, хоть о чем-то искренне мне сразу скажешь, нет? Нет. Потому что нежелание об этом говорить — нормально. По той же причине я не говорил, что был женат, и потому не упоминал о Шоне. Но я искренен в конкретный момент настоящего. Я рассказываю тебе все. Открыто говорил о намерениях, открыто рассказал, что, как и почему будет происходить здесь, говорил, если что-то не нравилось, и пытался найти компромисс. Но для тебя, видимо, это слишком сложно. И это тоже нормально. Но только тогда я понять не могу, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе автобиографию вручил с дарственной подписью?

— Ничего я не хочу, — Эштон мотнул головой. — Точнее, хочу. Домой хочу.

Он скрестил руки на груди и смотрел в сторону. Поза была до смешного упрямой. Признавать то, что сам далеко не все рассказывает, Эш явно не собирался. Да и никогда он не переносил то, что требует от других на себя.

— Дело не в том, что ты что-то хотел не рассказывать, — продолжил он все же. — Ты намеренно умолчал. Солгал даже. Я тебя спросил до этого, бывал ли ты тут раньше — ты сказал, что когда приезжал договариваться обо мне. Я спрашивал о твоем неприятии наркотиков — и снова ты мне ничего не ответил. Когда меня спрашивают — я отвечаю, несмотря ни на что. Ты же молчал.

— Я действительно приезжал сюда только договариваться о тебе, — выдохнул Виктор. — Престон говорил о другой клинике, в которой работал до перевода в эту. А неприятие наркотиков мне вбивал отец, с детства. Оно к Шону имеет весьма косвенное отношение.

Вик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и сцепляя руки в замок.

— Когда ты сказал, что тебя будут считать наркоманом, а я буду лишь сопровождающим, я сказал, что тебе неоткуда знать, кем и где я был. Сгоряча ляпнул. Но если что, отпираться бы не стал.

Мужчина хмыкнул.

— Сядь, — похлопал он ладонью по дивану рядом.

Эштон не пошевелился и взгляд на него не перевел. У него появился новый повод замкнуться в себе. Он знал, что будет, если он сейчас сядет — Виктор снова его обнимет, будет дышать ему в затылок и Эш отойдет. Но Эштону совершенно не хотелось отходить. Он злился и злился, как считал, вполне законно.

Виктор, не дождавшись ответа от любовника, добавил:

— Я _знаю_, что такое принимать наркотики.

Мужчина снова похлопал ладонью.

— Садись.

Эштон медленно повернул голову.

— Ты сам их принимал? — это было даже не вопросом, почти утверждением с чуть вопросительной интонацией. Садиться он не спешил все равно.

— Сядь, — повторил Виктор, но теперь с нажимом. — Эш.

— Да что будет с того, что я сяду?! — Эштон все-таки вспылил. — Ты можешь и так со мной поговорить!

— Не могу, — невозмутимо отозвался Виктор. — Ты меня не слушаешь.

— Я тебя прекрасно слушаю, Виктор! — Эштон только еще больше начинал заводиться. — Ты знаешь, что такое принимать наркотики! Ты сказал именно это!

— Хорошо, ты меня слушаешь. Но при этом нихуя не слышишь! — рявкнул в ответ мужчина, фыркнув. — Когда остынешь, тогда и поговорим.

Выдохнув, Виктор покачал головой и, подложив под голову диванную подушку, лег, забросив ноги на противоположный подлокотник.

Эштон громко и показательно фыркнул в ответ и ушел в другую комнату. Только дверью не стал демонстративно хлопать — обошелся без этого. Его просто бесила манера Виктора перетягивать одеяло на себя. Нет, даже не так. Его бесило то, что Виктор считал себя истинно правым в данной ситуации.

Что ж, это был неплохой вариант скрасить Эштону три его месяца. Трахаться либо ругаться, верно? Отличный способ лишний раз сбросить напряжение.

Вероятно, в чем-то Виктор был и не прав, но говорить об этом явно стоило не сейчас. Да и тема была не из легких, потребительского “скажи” мужчина бы не потерпел.

Эштон к Виктору не возвращался. Он сидел в другой комнате и, распахнув окно, курил. И было плевать, если тут этого делать было нельзя.

В позу он уже встал и менять своего положения был не намерен. По крайней мере, в этом разговоре. И плевать, что Виктор был также упрям, когда хотел. И что сейчас первым навстречу вряд ли пойдет.

Выждав некоторое время, за которое Эштон должен был бы остыть, Хил зашел к любовнику. Поднимать тему не планировал: если парню будет интересно, тот сам спросит.