Видения молодого Офега

— Но мужчина не разделит своего ложа с павлином, ему это будет так же противно, как совокупиться с животным. — Тогда зашумели три сотни тысяч крыльев, и три сотни тысяч блестящих хвостов засверкали над равниной.

— Но если найдется одна из вас, которая захочет быть со мной, когда на нас будет мчаться бешеный бык, называемый прежде Profanum Vulgus, а теперь l’Opinion, — и она с гордым, радостным чувством посмотрит на белки зверя, — и он, пристыженный, посторонится, — если найдется одна единая из вас, то...

Но не успел я еще докончить своих слов, как дерево над моей головой совершенно опустело, а далеко на горизонте блестело при солнечном свете пятно, которое я принял за последнюю сотню тысяч павлиньих хвостов.

XXVIII.

Мой родной город был одним из самых старых в стране: он производил впечатление средневековой картины. Улицы были извилисты и узки, дома грязно-желтого цвета, с двумя этажами, при чем верхний выступал над нижним; дети играли у водостоков, а на поросшей травой площади пасся скот. Однажды я пошел пройтись. Мои мысли не поднимались, а низко носились, точно ласточки перед дождем. Где-то слышался голос, но я не знал где; он хотел крикнуть мне что-то, но я не знал что; он раздавался там, внизу, но я не знал где именно. Мой друг слесарь стоял у своей будки, около площади, и дремал на солнце.

— Ответь мне на один вопрос, — попросил я его. — Скажи, почему, когда тебя окружают благоухающие цветы, неизменно мечтаешь о снеге? И, напротив, когда море замерзает, хочется зелени и цветов? Почему не ценишь того, чем обладаешь, а хочешь того, чего нет? Когда мы находимся среди шумного города, деревенское одиночество поет нам чудные мелодии и манит нас. И почему городская жизнь призывает и заманивает нас своими вечно новыми очарованиями? Почему она хочет оторвать нас от тихих мечтаний среди зеленых полей? Почему мы вечно смотрим в грядущее или прошедшее, загораемся надеждой или живем воспоминаниями?

Мой друг слесарь не ответил ни слова, но с улыбкою повернулся на каблуках и вошел в свой дом.

Когда я пришел на большую улицу, мой друг, воспитатель кроликов, стоял на лестнице, выступающей над тротуаром, и играл на гармонии.

— Ответь мне на один вопрос, — попросил я его. — Если бы ты был убежден, что правители нашего города, пастор и бургомистр, опорожняют свой ночной горшок в твой колодец или в колодец твоих соседей, пошел бы ты на площадь всенародно объявить об этом, даже если бы ты знал, что за это у тебя отнимут твой дом, опозорят твою жену, а самого тебя закуют в колодки?

Мой друг не ответил ни слова. Он смущенно засмеялся и стал танцевать, наигрывая на своей гармонии вальс.

В переулке сидел мой друг башмачник, окруженный своими восемью детьми и женой; они представляли собой настоящую идиллию.

— Ответь мне на один вопрос, — обратился я к нему. — Если бы к тебе пришел человек и сказал приблизительно так: „Послушай, все, что угодно, лучше, чем сидеть здесь до самой смерти. Лучше великие страдания, чем ничтожное счастье; лучше горе, заставляющее человека поседеть в одну ночь, чем счастье у кофейника, в теплом уголке. Послушай, если бы к тебе пришел человек и заговорил бы таким образом, что бы ты ответил ему?

Мой друг не ответил ни одного слова, он только захлопнул окно и повернулся к нему спиной. Я же пошел по переулку и вышел в городские ворота средневекового стиля.

Когда же спустился вечер и я обернулся назад, далеко вдали блистала колокольня моего родного города, озаренная лучами весеннего солнца.

XXIX.

Я перешел через большое озеро и пошел по берегу среди роскошных цветов; солнце лило на меня необыкновенно тихий и легкий свет, которого я раньше никогда не видал. Но позади озера стояли мои враги, освещенные желто - зеленым желчным отблеском. Они насмешливо кричали:

— Не гордись, пожалуйста. Разве ты думаешь, мы не видели, что тебе помогли перебраться через воду, а то ты очутился бы на дне озера, где ты и должен находиться, если бы исполнилось наше желание.

Тогда я ответил:

— Ваши слова дышат нечистотою ваших собственных умов и сердец. Вы умеете выражать свою признательность лишь одним холопьим способом: вы склоняете нос до земли, целуете руку и произносите слащавые как сироп слова. Что знаете вы о безмолвной благодарности, в одном взгляде которой отражается вся человеческая душа. В этом взоре сверкает то, что живет в молодой любви, что выражается в лице ребенка, смотрящего на свою мать, но больше всего он похож на взгляд двух заблудившихся в пустыне странников, неожиданно увидавших друг друга. Они бросаются друг другу в объятия, одни среди пустыни, одни, далекие от людей. Но вы должны вернуться в свои дома, к вашим горшкам с кашей. Наешьтесь до отвалу и благодарите своего бога единственным доступным вам образом: опустите до земли свой нос, поцелуйте руки и произнесите слащавые как сироп фразы.

XXX.