Вихрь

— Мы, товарищ Варью, разумеется, очень рады, — начал Хорег, прежде чем я успел открыть рот, — что вы пришли наконец к такому решению. Рады и согласны с вами. Но мне хотелось бы задать вам один вопрос: а хорошо ли вы продумали этот шаг? Не действуете ли вы сгоряча?

У Хорега были холодные, рыбьи глаза серого цвета, похожие на стеклянные, они ничего не выражали, и нельзя было угадать, о чем он думает в данный момент.

Я по-военному вытянулся и сказал, словно отрубил:

— Товарищ Хорег, я все хорошо обдумал.

— Ну что ж, — секретарь кивнул, вскинув вверх тонкие брови. — Но будьте осторожны, ваше решение потребует от вас большой силы воли, вы должны это сами понимать.

Я хотел было ответить, но Хорег движением, руки остановил меня, давая знать, что теперь настала его очередь говорить.

— Речь идет о деле, которое в какой-то степени касается жизни других людей и даже жизни общества. Это тоже нужно учитывать!

— Он все учел, — ответил за меня старый Шювегеш, заметив мою растерянность. Он хотел как-то помочь мне. — Он парень умный.

— Это мы увидим! После вашего развода пойдут слухи, и люди задумаются, спросят, а что, собственно, заставило вас пойти на такой шаг, шаг трудный, товарищ Варью. Жена ваша — женщина молодая, красивая, так что вам будет нелегко расстаться с ней. — Он немного помолчал и неожиданно спросил: — Так или нет?

— Я готов развестись с нею… Я могу…

Хорег понимающе кивнул, затем даже улыбнулся:

— Нет, нет, отказаться от нее вам будет нелегко… Это вполне понятно. Но в том-то и заключается притягательная сила примера, его значимость. — Тут он повысил голос и сложил руки на груди. Увидев это, я чуть было не расхохотался. — В этом деле обратного хода нет. Вы должны заранее все обдумать, взвесить, хватит ли у вас сил довести свое решение до конца или же не хватит…

— Не пугайте человека, не пугайте, — перебил секретаря начальник отдела кадров, обрадовавшись возможности вклиниться в разговор. — Человек он бывалый, опытный. Родом из Хуншага…

Хорег вдруг занервничал, опустил руку, в которой держал карандаш, встал и начал объяснять свою точку зрения, постукивая карандашом по столу:

— Сколько раз я говорил тебе, товарищ Шювегеш, что не признаю таких оценок. Мало ли кто родом откуда. Меня это абсолютно не интересует. Для меня это не имеет никакого значения. Что за подход к делу!

— Я не затем сказал, чтобы…

— Я, конечно, понимаю, но, как начальник отдела кадров, ты должен давать людям более точную характеристику. В этом отношении тебе нужно будет перестроиться.

Старик застеснялся, что-то пробормотал себе под нос, а я вдруг подумал, что, по-видимому, товарищ Хорег сидит явно не на своем месте и потому так часто выходит из себя.

— Однако сейчас речь не об этом, — продолжал Хорег, поворачиваясь ко мне и сверля меня своими рыбьими глазами. — Словом, вы меня поняли. Мы не торопим вас, мы и до сих пор проявляли к вам терпение, понимая ваше положение. Колеблющихся людей мы от себя не отталкиваем, а напротив — пытаемся помочь им, чтобы они позитивно разрешили имеющиеся у них конфликты и нашли бы свое место в жизни нашего общества. Я надеюсь, товарищ Варью, что ваш жизненный опыт вам поможет разобраться в этом деле.

— Так точно, товарищ Хорег. Я вам докажу это.

— Ну вот видите. — И он изобразил нечто подобное улыбке. — В общем, нас радует ваше принципиальное решение, но, разумеется, будет еще лучше, если вы претворите его, так сказать, в жизнь. Мы вас не торопим, но и не затягивайте это… Короче говоря, мы ждем от вас принципиальных действий.

— Я вас понял, товарищ Хорег.

— Тогда хорошо. — И он коротко попрощался со мной, бросив: — Сабадшаг!

— Сабадшаг! — произнес я, вскочив с места и щелкнув каблуками.

Легко же ты решился на развод, Элек Варью, очень легко. Ты пытался убедить себя в том, что главное — подать заявление, а остальное чепуха. Но ты глубоко ошибся. Тебе еще повезло в том, что у тебя было достаточно времени. В это время ты пристрастился к выпивке, пил не что-нибудь, а палинку. В пьяном дурмане ты чувствовал себя лучше, тебя не так сильно мучила совесть.

Я все реже стал встречаться с Элеком, дружба наша дала трещину. Теперь уже не он меня, сторонился, а я его. И все из-за Ольги. Нужно быть абсолютно слепым, чтобы не видеть, какая страсть проснулась и росла в молодой девушке. Я боялся за Ольгу, жалел жену Элека, но, однако, ни одному из них ничем не мог помочь. Я чувствовал глубокую симпатию к Ольге, а сам был для нее пустым местом.