На следующий день Янош снова повез девушку домой. На третий день тоже. Теперь Маришка чувствовала себя уже значительно лучше. Всю дорогу она была весела, смеялась, рассказывала о шалостях своих гостей. Была прекрасная лунная ночь. Все небо было усеяно звездами, временами легкие тучки наплывали на луну, образуя затейливые узоры. Янош смотрел на небо и думал, как было бы хорошо окунуть свое разгоряченное тело в эту шелковистую вату.
Маришка, словно почувствовав настроение Яноша, положила голову ему на плечо-Экипаж свернул на улицу N., на которой в доме номер 2 жила Маришка.
На углу со стороны кафе какой-то мужчина громко крикнул:
— Маришка!
— Это отец, — встрепенулась Маришка и, сев прямо, протянула Яношу руку. Вышла из экипажа. Проститься как следует, разумеется, не удалось.
Янош тайком посмотрел на старика. Он заметил его еще прежде, чем тот окликнул дочку: он стоял, опершись на террасу дешевенького кафе, и о чем-то разговаривал с официантом. Это был сангвиник с сердитым лицом, он по-старчески семенил ногами, идя рядом с дочерью. Маришка была похожа на отца, и это было приятно Яношу.
«Сейчас три часа, — подумал Янош, — а старик разговаривает с официантом. Видимо, до этого он сидел в кафе. Наверное, старик нигде не работает и его содержит дочь…»
Янош снова посмотрел на небо… Оно было таким красивым и звездным, что сердце забилось быстрее.
— Кто этот молодой человек? — спросил отец Маришку.
— Кто он?.. Молодой человек. Мой постоянный клиент.
— А почему ты лежала у него на плече?
— Вовсе я не лежала. Задремала немного и склонила голову ему на плечо.
— Не лежала, говоришь?.. Именно лежала… Сколько раз я тебе говорил, учил тебя: берегись!..
Он действительно не раз читал Маришке нотации: «Береги себя, Маришка!», «Будь осторожна с молодыми людьми!..», «Смотри, опуститься недолго!», «Человек должен уважать себя сам, тогда его и другие, ценить будут…» В душе старик мечтал о том, как было бы хорошо, если бы Маришка нашла себе богатого любовника, который бы содержал ее, не скупясь на деньги. И было бы хорошо и Маришке, и ему самому, и матери… А так, кто знает, не пришлось бы голодать на старости лет. Вот и сейчас он ничего не зарабатывает…
Больше всего старик оберегал дочку от домогательств молодых людей. Он чувствовал, однако, что не всегда находит понимание у дочки, с которой ему и говорить-то об этом не всегда было удобно. Однако Маришка, как умная дочь, никогда не противоречила отцу.
На следующий день Маришка была очень мила. От ее болезни не осталось и следа. Лицо свежее, румяное. Когда Янош провожал ее домой, оба они громко смеялись, шутили. Много и страстно целовались. Маришка рассказала, что отец вчера ругал ее. Но даже об этом она рассказывала смеясь… Рассказала, что мать вчера пекла булки и она помогала ей. Она даже месила тесто. Повязала себе белый фартук, покрыла голову белым платком.
— Я была похожа на заправскую хозяйку, — продолжала она. — Жаль, что ты не видел меня в таком виде. — А немного погодя добавила: — Какая хорошая сегодня погода! Хорошо бы еще немного покататься.
— Что ж, прокатимся.
— Нельзя. Мне уже пора ехать домой.
— Ляжешь вовремя и хорошо выспишься, — уговаривал ее Янош.
— Ты думаешь, так приятно возвращаться домой! — вздохнула Маришка… — Если бы можно было туда никогда больше не ходить.
Не спеша возвращаясь в экипаже домой, Янош предался собственным мыслям.
«Сегодня она была очень мила. Быть может, это только напоследок… Напоследок… Завтра она уже будет другой, не такой, как сегодня. Завтра она будет со мной не так мила, послезавтра еще меньше, а через год вообще все забудется… Я буду встречаться с ней в ночном баре, но это будет уже совсем другая Маришка. Все, что есть в ней сейчас хорошего, доброго, к тому времени пропадет, исчезнет… Быть может, сегодня она в последний раз была со мной такой ласковой, доброй… В ней уже сейчас есть многие качества испорченной женщины!.. Он же пойдет своим путем, да и вообще все идет своим путем… Так и Маришка идет — своим».
Стоило Яношу подумать обо всем этом, и ему стало нестерпимо печально. Нет ничего печальнее, чем думать о чем-то добром, прекрасном, чего больше у тебя уже никогда не будет. Грустно расставаться с тем, к чему ты уже привык…
Яношу хотелось упасть и горько заплакать, но он не мог плакать. Он решил, что зайдет в кафе и напьется.
СТЫД