Гал охотно поддержал бы их, и Бабяка, и Пако. Как хорошо, что у Бабяка не пропало желание шутить, смеяться. Хорошо бы, если бы то же делали и остальные! Ведь по выражению лица каждого из них видно, как напряжены их нервы, а этот смех хоть в какой-то мере разряжает напряженность, да и бормотание Пако тоже… Сейчас очень многое зависит от того, как они будут владеть собой. Двенадцать вражеских солдат еще очень далеко, открывать по ним огонь с такого расстояния нецелесообразно. Даже хорошо, что они так медленно двигаются. Сейчас играет роль каждая минута, каждая секунда — с каждым мгновением тень от фабричной трубы становится все короче и короче…
В маленькой комнате от злости застонал Деме. Галу хорошо был знаком этот звук. Ведь, того и гляди, люди не выдержат: начнут стонать, кряхтеть, ругаться, а там, смотри, кто-нибудь не выдержит и нажмет на гашетки… Нужно им что-то сказать, объяснить свой план и тем самым какую-то долю ответственности возложить и на них. Он ведь только формально командир над ними. Надо, чтобы каждый из них хоть немного почувствовал себя командиром…
Гал заглянул в маленькую комнату.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Деме ничего не ответил, напряженно глядя на дорогу. Очки он спустил на самый кончик носа, чтобы с потного лба на стекла случайно не упала капля пота.
Гал встал так, чтобы все бойцы могли его слышать.
— Они еще далеко. В других условиях и то их следовало бы подпустить поближе. А сейчас пусть подходят как можно ближе. Пусть подойдут метров на пятьдесят — сорок… Я тогда скажу… Но уж нужно будет так стрелять, будто их не двенадцать, а сто двадцать, тысяча…
— Понятно, — проговорил Келлнер, когда Гал замолчал. — Неплохая мысль. Пусть видят, мерзавцы, что у нас тут всего достаточно.
— Хорошо, что мы понимаем друг друга. — Гал повернулся к Пареньку и добавил: — И ты, надеюсь, не забудешь, что я тебе сказал? Советую…
— На сколько их будем подпускать? — спросил Пако.
— Видно будет, — заметил Гал. — Пусть подходят.
— Сюда они никогда не доберутся… — проговорил Бабяк.
Прошло с четверть часа, пока двенадцать вражеских солдат подошли на расстояние ста пятидесяти метров. Видимо, по приказу они одновременно вскинули винтовки и выстрелили по зданию. Пули застряли в кирпичной стенке, и только две влетели в большую комнату, сбив над головой Халковича кусок штукатурки. Второй залп пришелся немного ниже. Затрещали рамы, в щит пулемета, за которым лежал Келлнер, ударила пуля. После третьего залпа все двенадцать солдат вскочили на ноги и двинулись в атаку. Сначала они бежали прямо, и Гал не спешил открывать по ним огонь, но вдруг они повернули направо.
— Огонь! — закричал Гал. — Всем огонь! Бабяк, бей с упреждением!
Первым заговорил пулемет Келлнера, сразу же за ним — Бабяка. Стреляли из четырех винтовок, а чаще всех Уй. Скоро к ним присоединилась и пятая: это Паренек не усидел на своем месте у стены и, схватив свою винтовку, которая лежала возле Уйя, побежал в другую комнату. Распластавшись рядом с Келлнером, он тоже начал стрелять.
Трое вражеских солдат сразу же свалились на землю. Остальные залегли и стреляли по зданию, стараясь сделать как можно больше выстрелов. Не прекращая огня, они, словно раки, отползали назад; чувствовалось, что им хотелось поскорее укрыться в придорожном кювете.
— Патронов не жалеть! — крикнул Гал. — Всем стрелять!
Еще один вражеский солдат упал на землю. Другой, лежавший рядом с ним, отбросил винтовку и, встав на четвереньки, неуклюже пополз к кювету. Он почти уже дополз до него, оставалось сделать два-три движения, как пуля ударила его в бок. Солдат вздрогнул, перевернулся на спину и замер.
«Так ему и надо, — подумал Гал, быстро загоняя в магазин новую обойму. — Только я опять ошибся. Они не атаковать нас хотели, а хотели закрепиться во дворе, за штабелями кирпичей…»
Вдруг пулемет слева от командира замолчал.
— Бабяк! Черт бы тебя забрал!.. — Гал собирался было крикнуть, что он не приказывал прекращать огонь, но, взглянув в сторону Бабяка, увидел, что тот наполовину свесился со стола, изо рта его течет струйка крови, а руки судорожно вздрагивают.
К Бабяку подскочил Уй и, сдвинув его немного в сторону, залег за его пулеметом.
Пятеро вражеских солдат из двенадцати все же добрались до кювета. Когда последний из них укрылся в спасительной канаве, Гал приказал бойцам прекратить огонь.
Теперь должна была наступить тишина, мертвая тишина. Людям надо было перевести дыхание, а потом опять предстояло продолжать ратный труд. Их целью было уничтожить как можно больше солдат противника.
Теперь же должна была наступить тишина, они заслужили передышку. Но как только смолкло оружие, на смену ему пришел негромкий, но ужасный шум. Пако, сам не зная зачем, начал вдруг собирать в фуражку разлетевшиеся во все стороны стреляные гильзы; и когда он бросал новую гильзу в фуражку, где их было уже много, раздавался тихий звон, словно где-то далеко-далеко, на самом краю света, звонили в колокола.