Вихри на перекрёстках

Комбриг и комиссар проводили Бойкача по лесу. Шуршали под ногами пожухлые листья, с лапок елей и сосен осыпалась рыжая хвоя. Комбриг шел первым. Остановившись возле большого серого камня на опушке, он поставил на него ногу и улыбнулся:

— Я еще до войны слышал легенду об этом камне. Одни рассказывали: запряг мужик вола на пасху и поехал в лес по дрова. Рубил, рубил, а вернулся к телеге и видит, что вол успел окаменеть. Другие же утверждали, будто черти несли камень в Березину, но вдруг заголосили петухи, они и не удержали тяжелую ношу. Как только петухи начинают петь, сила у чертей пропадает…

— Более вероятен первый вариант, — сказал Сергеев. — Камень действительно очень похож на вола. И голова очерчена, и лопатки.

Володя внимательно посмотрел на комиссара, стараясь понять, шутит он или говорит серьезно. Но Сергеев засмеялся, и хлопец догадался, что комиссар обосновывает легенду своей фантазией.

— И мне надо спешить до петухов добраться в места, — подхватил шутку Володя. — У меня, как у тех чертей, вместе с петушиным криком исчезает сила, и сразу хочется спать.

— Хорошо, — встряхнул комиссар подрывника за плечо, — иди. Желаем тебе успехов и счастья. До встречи на освобожденной земле.

17

На мокрую землю густо валил снег. Чернели только свежие дороги, а те, на которые никто не ступал, теперь лежали под белым одеялом. Побелил снег и пепелища сожженных деревень.

Фашисты ползли от Березины напрямик. Кое-где им удалось форсировать реку, и теперь они ехали и брели разрозненными группами.

Работы у диверсантов оказалось много, особенно у Данилова. Он все время гарцевал на Володиной кобыле и, неожиданно выскочив из метели, предупреждал гитлеровцев, что на гравийке, ведущей к Слободе, все мосты уничтожены, а дорога заминирована партизанами. Подчиняясь указаниям «регулировщика», многие машины и подразделении пехоты противника поворачивали на гать через болото.

Вдруг диверсанты заметили, что в небольшой деревушке по правую сторону гравийной дороги остановилось около батальона фашистов. В эту минуту Данилов подъехал к группе.

— Товарищ командир, — обратился он к Бойкачу, — немцы движутся по проложенной дороге вслед за теми, которых я направил в Алес. Вы гравийку уже заминировали?

— Мин мало, приходится экономить. Но несколько штук поставили. Сними их дорожный указатель, возьми одну мину, поезжай на ту дорогу и там все поставь. Указателем направь немцев на нас, иначе говоря, на эту деревеньку. Мину замаскируй в колее за указателем: кто вздумает ехать прямо, того она и угостит. Остальные сразу повернут оглобли. Как только стемнеет, мы разделимся на две группы: одна останется в кустах около дороги, вторая пойдет к деревне. Когда подойдут части, направленные тобой, наши хлопцы встретят их огнем со стороны деревни, а вторая часть группы немедленно ответит им пальбой. И те, и другие гитлеровцы, не разобравшись в происходящем, наверняка ввяжутся в бой, а мы по кустам — ходу, вон к той ложбинке, видишь? Там ты нас и встречай.

Данилов взял мину, вытащил из земли кол с указателем и опять скрылся в снежной завирухе. Володя успел заметить, что кобыла не очень охотно слушается всадника, и только сейчас вспомнил, что она уже сутки не кормлена. Хлопцы грызли сухари, а у командира со вчерашнего дня ничего во рту не было. Не замечал он, чтобы и Валя развязывала свой вещевой мешок. А есть хотелось.

— Командир, почему стоим? — спросил Анатолий.

— Ты, Гриша и Калоша отправляйтесь к деревне, а мы с Валей останемся тут. Если покажется, что вашего огня мало, бросьте гранату: надо побольше немцев втянуть в бой.

Ребята ушли. Володя снял вещмешок, сел под лозовый куст и расправил полу кожанки:

— Садись, Валечка. Давай хотя бы по сухарю сгрызем. Если у нас и дальше будет так напряженно и придется все время ночевать под открытым небом, пойдешь в Дубовую Гряду к моей маме. Немцы туда едва ли зайдут. У мамы и дождешься наших.

— Ты не простудился?

— Почему?

— Наверное, у тебя температура. Хватит того, что в Дубовой Гряде уже одна партизанка сидит.

— Но ты же скоро не сможешь ходить!

— Женщина способна вынести бо́льшие трудности, чем мужчина, это тебе понятно? Я не стану есть сухарь, и вот увидишь…

— Ешь со снегом, вкусно. Зачем ты сердишься? Не забывай о своей ране: тебе совсем не стыдно дождаться освобождения где-нибудь на печи.

— Это и я могу тебе посоветовать. Мы же пойдем за отступающими гитлеровцами. Знаю, что в Слободе моей мамы не будет.

— Не будет?

— Да, нашу деревню бомбили. Семьи, в которых есть мужчины, успели построить для укрытия блиндажи. А что могла сделать мама, да еще с больной Галей?

Володю тронули рассуждения девушки, но помочь или хотя бы утешить ее он ничем не мог. Только пообещал, что они проберутся в Слободу и навестят Татьяну Николаевну.

— Слышишь? Сюда идут машины, — Бойкач начал быстро завязывать вещевой мешок.