Викинг. Страсти по Владимиру Святому

Рогнеде было тревожно. Братья вышли навстречу новгородцам, чтобы не допустить осады Полоцка. Многие говорили, что это ошибка, что лучше закрыться за крепкими стенами. Скоро зима, никуда новгородцы не денутся, уйдут. Но Рогволодовичи рвались в бой.

Они получили огромную виру за гибель родителей и не пошли на Новгород, но заплатившие виру вдруг пришли сами. Почему? Ходили слухи, что князь-обидчик Владимир Святославич вернулся из-за моря с большой варяжской дружиной. Но ведь и в Полоцке варягов полно. Предстояла нехорошая драчка, в которой погибнут многие.

Как бы Рогнеда хотела взять меч в руки и встать рядом с братьями! Но не могла, и тому была веская причина…

Княжна ходила по своей опочивальне, сжимая руки и моля богов подарить помощь Рогволодовичам. Пусть этого князя приведут к месту погребального костра и позволят ей казнить. О, с каким удовольствием она будет это делать!

Рогнеда то пыталась представить, как будет казнить князя Владимира, если он осмелится снова появиться в Полоцке, то как это сделают братья на поле боя (жаль, хотелось бы самой). Но картины были смазанными, смерть ненавистного человека никак не удавалось представить!

Напротив, сердце-вещун беспокоилось, словно предчувствуя беду.

Нет! Братья справятся, они убьют кровного врага! После выплаты виры Владимир и его маленький сын уже не считались кровниками, но простить его Рогнеда не могла все равно. Ведь кроме убийства Рогволода и его жены, за которое щедро выплатила виру Алохия, было еще бесчестье самой Рогнеды. Да, она больше не могла мстить за отца и мать, но за себя-то могла!

Рогволодовичи не кричали о бесчестье сестры, но забыть его не могли.

Сколько прошло времени, Рогнеда не знала.

Во дворе раздались шум, конское ржание, крики, затопали сапогами явно вооруженные люди. Встревоженная княжна прервала свое занятие. Кто-то спешил уже к опочивальне, но это не знакомые шаги одного из братьев, значит, прислали весть?

А тревога сжала сердце так, что не вдохнуть.

Она поднялась, чтобы взять кинжал из большого поставца в углу, но не успела. Дверь рывком распахнулась, и на пороге возник рослый мужчина в ярком плаще. Его лицо и одежда были в крови, но это неудивительно, кто же из боя выходит чистеньким…

Несколько мгновений они стояли и безмолвно смотрели друг на друга, с трудом узнавая.

Только пронзительно-голубые, как весеннее небо, глаза на обветренном загорелом лице выдавали в вошедшем князя Владимира Святославича. Он не просто вырос, за прошедший год князь стал крепким мужчиной – раздался в плечах, обрел мужественный вид.

Рогнеда почти не видела его во время прошлой несчастной встречи, когда тебя насилуют, едва ли станешь разглядывать, хорош ли собой насильник. Помнила только пронзительно-голубые глаза. Но сейчас этот варяг был хорош!

И все-таки не любовалась Рогнеда, а с ужасом соображала. Появление в ее опочивальне князя Владимира означало, что ее братья проиграли битву, ненавистный ей человек победил!

А Владимир замер, увидев не только Рогнеду. Всех женщин материнство красит, любая хорошеет, став матерью, даже если хорошеть больше невозможно. Рогнеда была очень красивой юной девушкой и стала еще более красивой юной матерью.

Да, она пыталась закрыть собой люльку, в которой гукал малыш. Именно маленький Изяслав не позволил его матери взять в руки меч и выйти вместе с братьями на бранное поле, ничто другое Рогнеду не удержало бы. И когда ноги князя Владимира затопали по переходам терема к ее опочивальне, Рогнеда как раз закончила кормить сынишку и положила его в люльку.

Владимир перевел глаза с юной матери на люльку ребенка, шагнул ближе, отодвинул ее рукой, как ни старалась заслонять собой, глянул. Голубые глаза засветились каким-то особенным светом.

– Наш сын?

– Мой сын!

– И мо-о-ой… – с удовольствием протянул князь.

Рогнеда могла говорить что угодно, перед Владимиром лежала его собственная копия, с любопытством таращившая такие же голубые глаза.

Князь наклонился ближе и тут… Тонкая струйка ударила ему прямо в лицо!

Владимир не отстранился, даже не заслонился рукой, так и терпел, пока сынишка делал свои дела. Опочивальню потряс довольный хохот князя:

– Пометил!

Он вынул ребенка вместе с пеленками, как Рогнеда ни силилась удержать. Повернулся к ней:

– Сына я заберу. Хочешь быть с ним – пойдешь со мной!

Что оставалось делать несчастной матери? Убить отца означало погубить дитя.

Князь поднес малыша ближе к окну, неловко держа того в мокрых пеленках.

– У него есть имя? – поинтересовался уже через плечо, даже не удосужившись повернуть голову в ее сторону.

– Изяслав!

– Хорошее имя. Пусть будет так. Сына отправлю в Новгород к Алохии.

– Нет!

Рогнеда поняла, на что Владимир обрекает ее саму. Жить в разлуке с единственным ребенком (она не сомневалась, что других больше не будет!), понимая, что его кормит и растит чужая женщина, да еще и Алохия, которая не может относиться хорошо к отпрыску Рогволодова рода, даже если тот ни в чем не виноват…

– Ты можешь поехать с ним.

– Князь, оставь нас с Изяславом здесь, молю тебя. Зачем он тебе, у тебя есть старший сын?