Викинг. Страсти по Владимиру Святому

– Сыновей много не бывает, – довольно расхохотался Владимир. – Можешь родить мне еще, этот вон какой крепкий получился!

Он привязал ее, связал по рукам и ногам, накинул петлю на шею не веревками, не цепями – сыном. Рогнеда могла ненавидеть Владимира сколько угодно, но пока в его руках жизнь ее дитя (несчастная женщина считала ребенка только своим!), она будет делать все, что ни потребует князь.

Владимир передал Изяслава Рогнеде, усмехнулся:

– Ночью приду. А охрану сейчас выставлю. И кинжал убери, чтобы ненароком не пораниться.

Наметанным взглядом он успел заметить, как Рогнеда несколько раз покосилась на большой поставец, словно прикидывая, успеет ли добраться до него. Значит, там было что-то нужное ей. Что? Это могло быть только оружие.

Князь сам проверил поставец, покрутил в руках клинок, усмехнулся:

– Хорош, но слабоват. – Неожиданно приставил острие к горлу самой Рогнеды: – Для меня готовила? Ждала? Ждала-а…

Ноздри красавицы раздувались от гнева. Пожалуй, не будь у нее на руках ребенка, набросилась бы на князя и задушила безо всякого оружия. Вернее, не задушила, с ним не справишься, но хотя бы попыталась.

Князь, казалось, наслаждался ее ненавистью и беспомощностью.

– Не люблю покорных женщин, куда интересней, когда тебя ненавидят. – Владимир поднял ее лицо острием клинка за подбородок, довольно рассмеялся: – Ты подаришь мне еще сына!

– Нет!

Он даже не обернулся у двери в ответ на этот вопль отчаянья. С ней остался только довольный смех князя и пронзительно-голубые глаза их сына, который с интересом взирал на родительскую перепалку.

Полоцк разорили по праву победителей. Это право признавалось всеми. Победитель мог взять все – от имущества и чести побежденных до их жизней. Но жизнями не разбрасывались, лучше захватить побольше пленников, которые станут рабами и принесут доход. Только если человек уж очень сопротивлялся, он отправлялся к праотцам. А женщин вовсе не убивали, зачем же отказываться от товара и удовольствия.

Толпы полочан связанными лежали или сидели подле городских стен пока внутри. Женщин разбирали по двум признакам – красоте и молодости и способности хоть что-то делать. Но даже тех, кто сопротивлялся и пытался укусить, ударить, оскорбить победителей, избивали, связывали и оставляли для торга.

Князь желал уничтожить полочан, а потому приказал никого не жалеть.

– Мы могли бы предложить выкуп… – осторожно намекнул один из горожан.

– Что ты говоришь? У вас есть чем выкупать?

Человек придержал язык, но было уже поздно. Он все сказал, когда пятки припекли раскаленным клинком, но рассказал, только чтобы умереть поскорей.

Через два дня был сложен большой погребальный костер. Немного остывший Владимир не стал сжигать людей, но туда сложили все, что только могли найти в разоренном городе.

За это время князь побывал в опочивальне Рогнеды, снова брал ее, наслаждаясь сопротивлением красивого тела, а потом отправил в Новгород в сопровождении хорошей охраны. К ней самой приставил огромную варяжку Ингрид, с наказом скорее убить княжну, чем позволить ей бежать или кому-то ее отбить.

– Рогнеда или в Новгороде или мертвая.

– Я поняла, конунг. Ты пришлешь за ней?

Князь пожал плечами:

– Я еще не решил, что с ней делать. Пусть пока кормит моего сына. Потом подумаю.

Владимир стоял перед огромным погребальным костром рядом с Рагнаром и старался сдержать слезы.

– Уве погиб… Глупо погиб…

– Вольдемар, Уве викинг, он ушел к Одину с мечом в руке.

Погибли двенадцать варягов, не самые сильные, но это была ощутимая потеря.

Предстояло думать, что делать теперь.

Садясь в ладью, Рогнеда оглянулась на родные стены и увидела огромный столб дыма, поднимавшийся за ними. Полоцк превратился в единый погребальный костер для погибших варягов и приведенных с князем людей. А вот защитников города никто хоронить не стал, забрав с убитых все ценное, их сбросили в кучу в том самом поле.

Рогнеда заметила, что какие-то старик с мальчиком таскают трупы к Полоте, видно, чтобы увезти и похоронить по-людски. Заметила, но ничего не сказала, чтобы не привлекать внимание своих насильников. Теперь уже бывшая княжна прижала к груди сына:

– Ты мой, ты только мой, Изяслав. Этот убийца тебе никто.

– Что ты там ворчишь? – нахмурилась Ингрид.

– Успокаиваю ребенка.

Алохия не поверила своим глазам и ушам:

– Князь прислал сюда Рогнеду и ее щенка?!

– Да, княгиня, – сокрушенно развел руками боярин Братыня. – Приказал охранять хорошо, чтобы чего с собой или дитем не сделала.

Алохии понадобилось усилие, чтобы справиться с захлестнувшим гневом. Братыня заметил, как побелели костяшки пальцев княгини в крепко сжатых кулачках. Пожалуй, опасаться стоило не Рогнеду, а Алохию, это несчастная новгородская княгиня могла в гневе что-то сделать с полочанкой!

– Где она?

– Во дворе.

– Сейчас буду.

Это хорошо, что ненавистная женщина во дворе, разговаривать с ней сверху будет проще. Зачем князь приказал привезти эту добычу, да еще и с ее дитем сюда? Откуда у незамужней Рогнеды сын? И как она, Алохия, должна относиться к той, из-за которой потеряла все свое богатство, полученное от отца?