Викинги и Русь. Завоеватели или союзники?

Но какое отношение имеют эти размышления к событиям 1043 года? Может быть, они помогут нам лучше понять ту жажду самоутверждения, которая двигала вождями русов, заставляя их вести бессмысленные и кровопролитные войны с Византией. Ведь удачные для русов походы на Византию можно пересчитать по пальцам одной руки. Чаще всего они заканчивались поражениями. Михаил Пселл, умнейший и наблюдательнейший человек своей эпохи, похоже, никак не мог объяснить себе причину, заставлявшую русов отдавать свои жизни в сражениях с греками, превосходившими их в ратном деле.

«Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе, — писал он о русах, — и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами» [76].

Точнее не скажешь. Русы постоянно искали предлог для того, чтобы вновь и вновь испробовать свою силу в войнах с византийцами. И очень часто вопреки здравому смыслу.

В самом начале 1040-х годов произошло событие, вновь поставившее Киевскую Русь и Византию на грань войны. По словам другого византийского историка — Иоанна Скилицы (после 1040 г. — первое десятилетие XII в.), в ссоре, возникшей на константинопольском базаре между купцами, был убит какой-то знатный русский. В ответ на это князь Владимир Ярославич по распоряжению своего отца собрал стотысячное войско и, отвергнув извинения византийских послов, направленных в Киев Константином Мономахом, пошел войной на Константинополь. Вобщем-то обычное происшествие, за которое виновная сторона должна была выплатить денежный штраф родственникам убитого и тем самым загладить причиненную обиду, на сей раз стало причиной межгосударственного конфликта, завершившегося очередным кровопролитием. Судя по всему, это был лишь формальный повод для войны с Византией, и гибель знатного соотечественника (не исключено, что такого же купца) просто переполнила чашу терпения Ярослава, у которого накопилось слишком много претензий к константинопольскому двору.

В 1043 году русы выступили против Византии. Ярослав поручил возглавить предстоящий поход своему сыну Владимиру, который в то время правил в Новгороде.

Военная кампания завершилась для русов полным крахом. В морском сражении византийцы, вероятно, применили «греческий огонь» [77] (как будто русы, затевая сражение с ними, не догадывались о его наличии). Уцелевшие после огненного шквала ладьи русов попали в сильнейшую бурю и были выброшены на берег. Подоспевшая византийская конница довершила разгром противника. С пленными русами победители поступили весьма жестоко. Они были ослеплены.

Ход этого морского сражения подробно (но не исчерпывающе) описал в своей «Хронографии» Михаил Пселл, который был непосредственным очевидцем событий, приведших к разгрому русского флота. Пселл занимал высокое положение при константинопольском дворе. В правление Михаила V (1041–1042 гг.) он был императорским секретарем, а при Константине Мономахе стал приближенным ученым-советником. Поэтому Михаил Пселл имел возможность не только наблюдать за тем, что происходило на море в решающие минуты сражения, но и быть в курсе всех распоряжений императора и его флотоводцев.

Пселл не подтверждает версию Скилицы об убийстве русского купца на торгу в Константинополе, утверждая, что «варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными» [78].

Вначале русы потребовали, чтобы греки заплатили им большой выкуп: по тысяче статеров на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе, как на одном из кораблей. В этом случае они готовы были уладить конфликт миром. Однако греки не удостоили русских послов ответом и стали готовиться к сражению.

Предоставим слово самому византийскому историку: «…Самодержец стянул в одно место остатки прежнего флота, он торжественно возвестил варварам о морском сражении и с рассветом установил корабли в боевой порядок.

И не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильного душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями.

Так построились противники, но ни те, ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения, сомкнутым строем. Прошла уже большая часть дня, когда царь, подав сигнал, приказал двум нашим крупным судам потихоньку продвигаться к варварским челнам, те легко и стройно поплыли вперед.

В тот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество триер, а вместе с ними и другие суда, одни позади, другие рядом. Тут уж наши приободрились, а враги в ужасе застыли на месте.

Когда триеры пересекли море и оказались у самых челнов, варварский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство…

И устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море» [79].