Викинги. История эпохи: 793-1066 гг.

Клятва именем Перуна (причем, что характерно, наравне с Богом), а не Тора и не Одина, говорит о том, что они уже отождествляли себя с местными жителями. Скандинавы не привносили в новые земли агрессивного религиозного начала: им было свойственно молиться тем богам, которые изначально отвечали за данную местность. У любого скандинава всегда имелся при себе молоточек Тора на тот случай, если вдруг придется возвращаться домой (где, как известно, действуют другие боги), но пока он жил на славянской территории, он клялся Перуном.

Также мы наблюдаем, как представители скандинавской элиты в массовом порядке переодеваются в местные одежды: к примеру, в курганах Черная могила и Гульбище (X век) под Черниговом лежат люди, одетые и экипированные никак не по-скандинавски. Высокие золоченые хазарские шлемы, степные стремена, нагайки для лошадей – а рядом скандинавские длинные мечи каролингского типа и турьи рога, окованные серебром и украшенные причудливой чеканкой, изображающей сцену то ли из славянского эпоса, то ли из скандинавской мифологии. Вдобавок к этой пестрой смеси в Черной могиле найдена бронзовая фигурка, которую многие ученые считают изображением скандинавского божества (скорее всего, Тора) – на основании почти полной идентичности с похожими амулетами, обнаруженными в Скандинавии и Исландии. Среди древностей Руси IX–XI веков нет ничего подобного этой статуэтке. Отсутствие славянских, балтских, финских или тюркских аналогий и целый ряд параллелей в скандинавском материале (в том числе и описания в «Младшей Эдде») позволяют предположить, что бронзовый идол имеет скандинавское происхождение (или же был изготовлен скандинавским мастером на территории Древней Руси). Конечно, нельзя исключать вероятность того, что покойник все-таки не был скандинавом и божество затесалось среди прочих вещей случайно. Однако подобное практически невозможно: при всей эклектичности погребального инвентаря сам обряд захоронения отмечен несомненными скандинавскими чертами. Скорее всего, в этом кургане погребен знатный воин, так или иначе связанный с варяжской средой, а бронзовая фигурка играла роль «пропуска к нужному богу». Вот так, на «живом» примере мы наблюдаем удивительную картину синтеза элементов различных культур.

В это же самое время в славянских землях надолго исчезают скандинавские княжеские имена. Казалось бы, совсем недавно нашими князьями были Ингвар и жена его Хельга – но их сына уже зовут Святослав: он стал полностью местным, славяноязычным, хотя сохранил генетическую и культурную связь со скандинавами[156]. Скорее всего, в действительности имя звучало как Сфендослав. По всей видимости, это двойное имя, в котором соединились скандинавский и славянский корни. В любом случае это уже был местный, ассимилировавшийся человек – одетый и говорящий как все вокруг. Отдельно нужно сказать о его прическе. Историк Лев Диакон описывает Святослава так:

«Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок (локон) волос – признак знатности…»

На ковре из Байё изображены воины с точно такими же норманнскими прическами – с длинной челкой, падающей набок, и бритым затылком. Таким образом, буквально в несколько приемов пришельцы превращаются в местных – и растворяются здесь полностью. Поэтому предлагаю, слыша заявления об отсутствии скандинавских генов на русских территориях X века, отвечать следующим образом. Следы этих генов, безусловно, присутствуют в славянском населении. Однако разве они могли оказать серьезное влияние, если скандинавы не составляли даже 1 % от всего этого населения? Конечно, при таком раскладе их непросто обнаружить! Тем не менее в широком (а не только генетическом) смысле слова наблюдалась масштабная ассимиляция «сторонних элементов» славянской «почвой». Слияние ротсманов, славян и финно-угров в единую воинскую элиту сразу же отразилось в наших письменных источниках, фиксировавших имена, детали быта и поведения, законодательные тонкости. Стала важной уже не национальность как таковая, а принадлежность к этой воинской элите. Потому что, как только пешая дружина пересела на коней и оформилась как профессиональное образование «княжьих мужей», доступ в ее ряды человеку «с улицы» оказался закрыт. Все остальное население отныне было просто остальным населением, и за убийство его представителя назначалась вира (штраф) не больше, чем за угон коня.