Читаем Викторианки полностью

Внук некогда известного актера-комедианта и сын театрального менеджера в Королевском театре в Ливерпуле, он в молодости подвизается в бродячих труппах, служит клерком в конторе мелкого коммерсанта, работает медиком, изучает анатомию. Прожив несколько лет во Франции, играет в театре, и не в бродячем, как в юные годы, а в репертуарном – в роли Шейлока, писали, он был бесподобен. В двадцатилетнем возрасте читает лекции по философии, увлекается Спинозой, пишет статью о нем в «Вестминстерское обозрение», берется было за перевод его «Этики», но эта кропотливая работа довольно быстро ему, человеку увлекающемуся, разбрасывающемуся (не чета Мэри-Энн), надоедает. Постоянно путешествует – предпочитает Германию, много пишет о немецкой литературе и философии. Сочиняет пьесы – в основном из европейской истории («Испанская драма», «Жизнь Максимилиана Робеспьера») и даже романы, славы ему, увы, не принесшие. Справедливости ради надо, однако, сказать, что такие непререкаемые литературные авторитеты, как Шарлотта Бронте и Эдгар По, роман Льюиса «Рэнторп» оценили по достоинству.

«Недавно прочел эту книгу с большим интересом и получил немалое удовольствие, – отметил Эдгар По. – Книга о карьере литератора, она дает верное представление об истинных целях литературного персонажа и о том, чего он стоит».

Красноречиво и остроумно философствует в популярном одно время дискуссионном клубе в таверне «Красный лев» в Холборне, эту таверну опишет впоследствии в своем последнем романе «Дэниэль Деронда» Джордж Элиот. С возрастом начинает писать статьи по философии и литературе, французской и немецкой, по театру – древнегреческому, испанскому и итальянскому, а также многочисленные рецензии, где воздает должное или резко, не считаясь с авторитетами, критикует тогдашних властителей умов – Карлейля, Браунинга, Теннисона, Макколея. Нет, кажется, ни одного периодического издания, где бы Льюис не печатался: в пятидесятые – шестидесятые годы его статьи и рецензии можно встретить и в эдинбургском «Блэквуде», и в столичных «Атенеуме» и «Фрейзерсе», и в популярной лондонской «Морнинг кроникл», и, не в последнюю очередь, в «Вестминстерском обозрении». Есть у Льюиса работы по биологии, по физиологии, по психологии («Психология обычной жизни»).

Отличался Льюис не только разнообразными дарованиями и неисчислимыми профессиями, но и запоминающейся внешностью. Низкорослый, лицо умное, на редкость некрасивое – драматург и романист, друг Диккенса Дуглас Джерролд называл его «самым уродливым человеком в Лондоне». Густые, спутанные волосы, взлохмаченная борода, несуразно большой рот, узкие плечи, крошечные ручки и ножки, при этом огромная голова и глубоко посаженные глаза. Зато – бездна обаяния; такого, как он, французы называют raconteur, а англичане – wit. Льюис и в самом деле был блестящим собеседником и острословом, способным поддержать любой разговор, от шутливого, легкомысленного, даже скабрезного, до самого серьезного, философского. Способным виртуозно, со знанием дела, хотя порой и излишне импульсивно, эмоционально, высказываться на любую тему, от «Системы позитивной политики Конта» до провала премьеры на сцене «Хеймаркета». Человек-загадка, он не устает удивлять литературное сообщество, никто не знает, что он в следующую минуту скажет, что выкинет; Теккерей заметил однажды, что ничуть не удивится, если увидит Льюиса, едущего по Пикадилли верхом на белом слоне.

В истории печатного слова Льюис, так много всего написавший, останется, прежде всего, благодаря трем книгам – «Истории философии в биографиях» (1845–1846), не устаревшей по сей день «Жизни Гете» (1855) и научному исследованию «Физиология обыденной жизни» (1859–1860). Когда Мэри-Энн в доме Чапмена в 1851 году с ним познакомилась, он был литературным редактором позитивистской еженедельной газеты «Лидер», которую сам же в 1850 году основал, где вел литературный и театральный разделы, под псевдонимом Вивиан писал статьи и рецензии, в которых всячески расхваливал «Вестминстерское обозрение», и напечатал серию статей об Огюсте Конте; со знаменитым французским философом-позитивистом его в свое время познакомил Милль.

Познакомилась и, как мы увидели, пусть и не сразу стала жертвой его безграничого обаяния и безграничных же интересов. Увлекся и Льюис умной, образованной, самобытной сотрудницей журнала, его сверстницей, с близкими ему взглядами.

«Дружба со Спенсером, была для меня точно луч солнца в тягостный, беспросветный период моей жизни, – запишет Льюис в дневнике в 1859 году. – Но обязан я ему гораздо большим, ведь это он познакомил меня с Мэри-Энн; я узнал ее, полюбил – и с этой минуты переродился. Ей я обязан всеми своими успехами, всем своим счастьем. Да благословит ее Бог!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза