когда проигран дом, велосипед,
корчма, и в довершение — она –
сама жена?
Несчастная рвёт волосы и платье –
а что осталось? Рвать, метать и плакать,
и поминать и эту ночь, и бога,
и жизнь свою, и мужа дорогого;
а он сидит с закрытыми глазами,
и только ужас в согнутой фигуре:
как жить теперь? И вообще — смогу ли?
Нет, это пьяный сон от мукузани –
и я проснусь, и будет всё как было –
жена и дом, и шторы голубые…
В предчувствии грядущих перемен
всё замерло в проигранной корчме,
и всё в ночной тиши антропоморфно:
то камень на фасаде скорчит морду,
то ветки тень предъявит скорбный профиль,
то грустно подмигнёт фонарь напротив
ворот в передней части панорамы –
и жизнь абсурдней, чем театр абсурда –
к печальному концу подходит драма
крушенья судеб –
Фортуна повернула колесо –
и всё.
А что же победитель?
Везунчик спит — вы только поглядите!
И нервный тик дрожит в его усах –
он в стельку пьян…
Светлеют небеса…
Коробка
Как любит жизнь подбрасывать сюрпризы!
Вот и сегодня вдруг: смотрю — коробка
с огромным бантом в синие горохи,
и ленты по углам как биссектрисы –
что в ней? Под ярким блеском целлофана
мне дар какой-то грезится волшебный –
бесценный, но ненужный совершенно –
к примеру, ваза с нимфами и Фавном,
складной бумажный веер из Китая,
шкатулка с перламутром из Марокко,
индийская фигурка золотая –
из меди — в ней ни золота, ни прока –
мне, если честно, столько всякой дряни
подбрасывает Фатум беспрерывно:
больных щенков бездомных, кошек драных –
нет, чтоб в придачу мяса или рыбы –
чем их кормить? Овёс-то нынче дорог!
Прислал бы, что ли, Вискас с Кити-Кетом
пакет — и шоколадные конфеты,
да плюс бутылок пять Asti Mondoro…
Нет, не дождаться мне таких подарков!
Скорее он подсунет мне старушку
на переходе — этим трюком давним
коварный рок всю жизнь мою порушил:
куда мне ни идти — везде подставит –
ну ладно бы ещё, когда одна я –
а вдруг с мужчиной? И старушек стая?
Вот и вожу их всех как заводная…
Раздумывая, что же там такое,
ножом взрезаю хрупкость упаковки,
гороховую ленту обрываю
и странную коробку открываю,
шуршу внутри бумагой папиросной,
вытаскиваю плоские полоски
прокладочного пластика тугого
и думаю — ну что же там такое?
Решительно, без лишних разговоров,
вытряхиваю стружек мягких ворох,
и вот в конце концов победа близко –
смотрю вовнутрь –
а там конверт простой: я
его хватаю, рву — а в нём записка
короткая –
два слова:
"Всё пустое"…
Шартрез
Мной выдуманный путь завёл в тупик –
Пора вернуться к ларам и пенатам,
И пыль смести, и тихо сесть, и пить
Шартрез зелёный сладкий с горькой мятой:
Излечит мне шартрез хандру и боль,
Забуду я, что путь упёрся в стену –
В такие дни печали алкоголь
Меня приводит в чувство постепенно;
Ну а пока пусть будет так, как есть –
Мне нравится в компании с шартрезом
Смотреть в бездонный тёмный свод небес
Бесстрашным взглядом, ясным и нетрезвым,
Предчувствуя, что лучше сгоряча
Не рвать, не рушить, не ломать, не резать –
Пусть рухнет всё само — без палача,
Без бомб и ядов, и без нас с шартрезом –
И все мы будем счастливы кто с кем,
И жизнь пойдёт путём нам всем на радость –
Я долг последний отдаю тоске,
А завтра — всё, я выхожу из рабства…
Сгорело лето в собственной жаре,
Мелькнув хвостом среди кустов сирени,
Шартрез иссяк — что ж, буду в сентябре
Кампари ядовитый пить смиренно,
Чтоб незаметно пережить октябрь,
Когда уходит бог в свою машину –
Со мной друзья осенние, хотя б
Чинзано с Бродским или Оден с джином –
И в ноябре дождаться одного
Из главных дней любви и брудершафтов –
Сезон начнётся Божоле Нуво –
И все проблемы сами разрешатся…
Драконы
Тюль вынесло наружу ветром резким –
я в панике вцепилась в занавеску –
смотрю, а там, в пространстве заоконном
летят драконы…
Они прекрасны! Вид упрям и грозен,
раздуты ноздри, гривы как из бронзы –
украшены кружками-завитками,
глаза сверкают;
до наших скорбных дел им дела мало –
тела лоснятся розовой эмалью,
а когти на массивных хищных лапах
покрыты лаком;
их крылья из блестящего металла
острей кинжалов из дамасской стали,
а на хвостах красы необычайной
штамп «made in China»;
полёт над Самотёчной фееричен –
такая лёгкость, сила и величие –
и я кричу драконам по-китайски:
не улетайте!
И я кричу им: милые драконы!
Мне здесь от жизни толку никакого –
возьмите в синь полуденной свободы
меня с собою!
Но, видно, не услышали драконы,
а может быть, подумали: на кой нам?
И скрылась с глаз моих драконья стая,
а я осталась –
и только след — как шлейф из шёлка — долго
плыл, растворяясь в небе над Садовым,
в закат с июньским ветром улетая,
бледнел и таял…
Я думаю порой о тех драконах
и о судьбы неведомых законах,
о том, что в летнем небе никогда я…
Такое дао.
Карусель
В саду воскресном радость и веселье –
под ярким кругом крыши из нейлона
бегут олени, лани, кони, пони,
и музыка кружит над каруселью;
вокруг веранд кафе в тени деревьев
витает дух ванили, кофе, гриля,
на заднем плане пара мельниц древних
ворочает свои косые крылья,
а дальше лес истоптанный, в котором
и зелени-то мало чахлой жалкой –
там луна-парк кончается забором,
за ним укрылась мусорная свалка –
и там, наверно, лет через десяток –
коль доживу, то может быть, увижу –
средь куч песка, камней и дряни всякой