Виланд

– До самого высокого уровня в четыреста пятьдесят вольт дошло больше половины. Шестьдесят пять процентов участников. – Валентина, безотрывно смотрела на Лидию. – Четыреста пятьдесят вольт, даже школьник знает, что это смертельно. А знаешь, почему они не останавливались? Рядом стоял ассистент профессора, который одобрительно кивал и велел продолжать. Уверял, что вся ответственность ложится на университет, а с них никто никогда не спросит. Приказ и отсутствие ответственности, Лидия. Они продолжали бить током, зная, что в соседней комнате ни в чем не повинный человек испытывает сильные муки и все происходящее уже против его воли. Рабочие, бизнесмены, продавцы, клерки, парикмахеры, врачи, телефонисты… продолжали бить, и сильнее, сильнее.

И Валентина улыбнулась.

– Тот психолог[87] провел много таких экспериментов. И каждый раз одно и то же: мы готовы подчиняться злу по собственной воле, если это зло узаконенное. Человек перестает слышать голос собственного разума. Еще легче заставить подчиняться, когда это зло наращивается постепенно, давая свыкнуться: вначале пятьдесят вольт, затем сто, двести, а где двести, там и двести двадцать терпимо, – шаг за шагом до смертельных четырехсот пятидесяти вольт. И ты как та лабораторная лягушка… Лягушку опустили в воду и стали воду постепенно подогревать, так она не выскакивает, именно потому что постепенно. В конце концов она заживо сваривается в кипятке, так и не осознавая, что с ней происходит. Но если закинуть ее сразу в горячую воду, она выскочит, ошпаренная и возмущенная, желая спасти свое земноводное существование. Так и мы, Лидия, опущенные в холодное дерьмо, медленно варимся в нем, не замечая, что оно нагрелось уже до той температуры, которая совершенно нетерпима для всякого нормального человека, но мы отчаянно пытаемся адаптироваться под растущий градус.

– При чем здесь все это? – не выдержала Лидия.

– А ты думаешь, можно найти какую-нибудь прослойку населения среди нас, которая устоит при таких условиях? Возьмем студентов – молодые ребята, прогрессивные, образованные, здравомыслящие. Да? Был, значит, университет на Гавайях. На курсе по психологии преподавал один профессор. Он дал анкету своим студентам – их было тысячи полторы или даже больше. И в этой анкете они с полной серьезностью выбирали варианты: какой самый безболезненный и гуманный метод умерщвления людей с физическими и психическими изъянами на случай перенаселения[88]. Студенты-психологи, Лидия, будущая интеллигенция, гордость своей страны. Вот говорят, что больше всего крови в истории проливалось из-за всяческих бунтов. Но нет. Повиновение. Все от него. Покорность откровенному злу, которое мы не замечаем, потому что ему дано другое название. Уничтожили миллионы людей, а назвали это – «окончательное решение». Мучителя, экзекутора назвали – «ассистент профессора». Потому сначала мы думаем: нет, мы-то на такое не способны. А потом все-таки делаем это. Становимся частью того зла. И продолжаем им быть, не задумываясь: где же наше повиновение перешло границы и мы начали причинять боль другим людям? Когда уверовали, что все это необходимо во имя общего блага? Когда по доброй воле расстались со своим правом сказать «нет»? Нам невдомек, где начинается великое зло. Потому как оно итог самых простых и обыденных человеческих измышлений, которые перетекают от одного к другому, от малого к большому. Это самый страшный вид злодея, Лидия, – когда те, кто совершают зло, сами не ведают, что они его творят, но думают, что ведут самую обычную жизнь. Система, которая таких людей создает, несет погибель для всех. А те говорят: «я всего лишь исполняю, что велено», «я ничего не решаю», «я человек маленький», «не я придумал эти правила». У поборников такой системы свободы никогда не было. Да она им и не нужна.

Лидия долго смотрела на Валентину. Затем, отодвинув блокнот и карандаш, она резко подалась вперед.

– Ты ведь оправдала его для себя, – негромко и с какой-то надсадой проговорила она, – ты не из ненависти его убила. Ты считаешь, что он такой же калека той системы. Тогда за что ты его убила?

Валентина ответила не сразу, какое-то время она внимательно смотрела на своего адвоката, затем губы ее снова разъехались в улыбке:

– А кто, по-твоему, больше злодей, Лидия, – тот, кто убивает нацистов, или тот, кто их оправдывает?

•••

«Только что Германия и Советский Союз заключили пакт о ненападении. Представители двух сторон нашли общую точку зрения на международную политику и сошлись в единой позиции. Рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп отправится в Москву в среду, двадцать третьего августа, для завершения переговоров. Новое сотрудничество будет основываться на длительной дружбе, которая непременно станет залогом новых традиций и обеспечит твердую основу взаимопонимания двух стран…»

Радиоприемник, списанный из комендатуры из-за поломки, но успешно починенный каким-то еврейским заключенным, снова зашипел, и далекий голос диктора, прорвавшийся было в казарму, опять умолк.