Виланд

Несмотря на тревожное положение на Западном фронте, все мюнхенские рестораны, кафе и пивные были забиты, будто народ, осознавая скорое «затягивание поясов», решил напоследок урвать, что еще можно было. Мы с Францем жадно тянули пиво в центре города. Я подозревал, что если продолжу, то могу очнуться утром с неизвестной женщиной и без единой марки, но даже эти проблески разума не останавливали меня. В конце концов, все мы имели право развлечься напоследок, ведь неизвестно, что нас ожидало в будущем. Вскоре к нам присоединились Карл и Ульрих.

Не знаю, сколько я выпил, но в какой-то момент мочевой пузырь прижало словно сапогом, подбитым грубыми гвоздями. Встав, я покачнулся и начал пробираться вдоль длинных липких столов к отхожему месту. Даже сквозь пьяное марево я брезгливо ощутил, как там воняло. Хотелось поскорее справить нужду и вернуться в зал, но руки не слушались. Мне казалось, еще секунда, и я сделаю это прямо в штаны. Наконец я высвободился и почувствовал неимоверное облегчение. Только спустя несколько секунд я понял, что моя горячая пивная струя бьет прямо на пол, но сил и концентрации направить ее верным курсом не было, и я даже не стал пытаться. Зато теперь я прекрасно понял, почему здесь так воняло, и мои претензии к хозяину пивной мигом улетучились.

Я вернулся в зал. Карл с кем-то горячо спорил, Ульрих отстраненно поглядывал на младшего брата, судя по всему, даже не слыша, что тот втолковывал своему собеседнику. Франц махнул рукой, и через минуту на нашем столе появились новые кружки с пивом. Мне захотелось рома, и я успел сказать это кельнеру прежде, чем он ушел. Не знаю, сколько времени прошло, может, час, а может, и все три, когда Ульрих погрузил мертвецки пьяного Карла в такси и они уехали. Теперь уже я доказывал какую-то глупость его собеседнику, неплохому, но упертому малому, механику из мастерской, располагавшейся неподалеку. Мы спорили об автомобилях, и, честно говоря, не стоило мне этого делать, ведь я ни черта в этом не смыслил, но в тот момент я сам себе казался гением автомобильной мысли.

– Пожалуй, нам пора. – Рука Франца опустилась на мое плечо, когда я практически навалился на внушительное пузо автомеханика.

Я скинул руку друга ретивым движением плеча, но толстяк неожиданно поддержал Франца.

– Еще по стаканчику, и пойдем, – вынужден был согласиться и я.

Передо мной поставили стакан, но я никак не мог сообразить, полон он или пуст. Все плыло перед глазами.

Франц помог мне подняться.

– До встречи, приятель. – Я пожал руку автомеханику, не в силах вспомнить его имени.

Мы вышли на свежий воздух, казавшийся необычайно чистым и прохладным после спертой атмосферы прокуренной пивной. Я покачивался, жадно втягивая бодрящую ночь через ноздри. Над нами светила полная луна, казавшаяся ярче всех фонарей, вместе взятых. Запрокинув голову, я глупо уставился на нее, недоумевая, как раньше не замечал ее красоты. Впрочем, я не столько был впечатлен красотой светила, сколько боялся начать движение и тут же рухнуть на землю. Голова кружилась. Внезапно я особенно сильно подался вперед, и Францу пришлось ухватить меня. Хорошенько встряхнув меня, отчего голова моя затряслась, как у кукольного болвана, он заставил меня развернуться. Я с трудом сфокусировал взгляд, чтобы разглядеть его лицо в неверном ночном освещении, и, когда мне это удалось, я глупо улыбнулся. Франц внимательно смотрел на мою тупую улыбку. Его сосредоточенный взгляд рассмешил меня.

– Франц, а Франц, я больше не могу находиться в том чумном месте. Не могу, понимаешь?

Франц молчал. Затем, посмотрев в сторону, произнес как ни в чем не бывало:

– Понимаю.

Я покачал головой.

– Не могу.

Я молча смотрел на профиль Франца. Осознание ужаса ситуации во всей своей полноте начинало накрывать меня. Ужаса того, что я дал слабину, произнося эти слова сейчас здесь, окончательно явив свое трусливое нутро.

– Сам себе противен, – выдавил из себя я, пытаясь справиться с омерзением в голосе, – я ругаю молодняк за проявление слабости, но сам не в силах туда вернуться. Больше не могу.

Он снова кивнул.

Я молчал, по-прежнему не понимая, как так вышло, что я продолжал произносить вслух такие вещи. Вдруг открылась дверь, и из пивной, громко рыгнув, вывалился толстый механик. Мы посторонились, давая ему пройти. Очевидно, он что-то хотел сказать на прощание, но, глянув на наши лица, молча кивнул и прошел мимо. Я кинул еще один взгляд на молчавшего Франца и тоже пошел прочь, правда, не так быстро, как хотелось бы. Я ступал осторожно, будто пытался нащупать землю под ногами. С каждым шагом я злился на себя все сильнее и сильнее. Во всем виноват чертов ром! Но сейчас хотелось напиться еще сильнее, чтобы забыть позорное признание Францу, в лице которого не было ни тени изумления или недовольства, но светилось понимание, будто… будто он знал, что рано или поздно я произнесу нечто подобное.