– Заверните его в это и бросьте в грузовик. – Он швырнул штору на труп.
Мы с Францем бросились исполнять приказ.
Через пять минут последовала очередная тряска по улицам Мюнхена. Очередная остановка. Очередной дом. Из-за двери на нас недоуменно посмотрел какой-то старик. Я не слышал имени, которое он от испуга произнес практически шепотом. Моя задача была найти что-то, во что можно было завернуть его тело.
Я никогда не думал, что выражение «по локоть в крови» может иметь фактическое значение, если, безусловно, не говорить о мясниках на скотобойне. Но я-то был не мясник и находился далеко от скотобоен, и тем не менее мои руки были не только по локоть, но и выше измазаны липкой, уже подсыхающей кровью. Я посмотрел на Франца, он устало отер лоб и вымазал лицо. Мы потеряли счет домам и квартирам, в которые заезжали. В грузовике у нас в ногах высилась гора трупов, завернутых в красивые портьеры всех возможных цветов и материалов. Сложно было поверить, что эти люди планировали сегодня захват власти. Они явно не допускали даже мысли о возможной угрозе, иначе бы не сидели в своих гостиных в домашних халатах с чашкой чая в руках и газетой под мышкой.
Вслух я подобные мысли, конечно же, не высказал.
Я закинул ноги на гору трупов, стараясь устроиться поудобнее, и откинулся на борт. Теперь нам предстояла дорога в Дахау. Я закрыл глаза, рассчитывая получить по приезде отдых, но в лагере нам не дали времени даже переодеться. Как только мы передали тела местному караулу, последовал приказ возвращаться обратно.
Мы устало побрели обратно в машину.
– Франц, а Франц, – тихо проговорил я, – половина из тех, кого мы сегодня… того… даже не имеет отношения к штурмовикам. Ты ведь тоже узнал их. Старик фон Кар был давно не у дел вовсе.
Франц обернулся, удостоверяясь, что за нами никто не идет.
– Он был одним из тех, кто когда-то задавил Пивной путч. Отличная возможность не только подчистить оппозицию, но и вернуть личный должок тем, кто когда-то имел неосторожность перейти дорогу партии. Считаешь, это ошибочно?
– Нет, Франц, нет, я… – Я тоже оглянулся, делая вид, будто переживаю, чтобы нас не подслушали. – Я… не мне толковать приказ. Просто говорю.
– Могу с головой уйти в критику, мысли по этому поводу есть, как у всякого, но вот надо ли, – пожал плечами Франц, – времена настали такие, что полумеры принесут больше вреда, нежели жесткие радикальные решения.
Он пошел вперед, но, сделав пару шагов, вновь остановился:
– Э, а черт его знает, без критики будет сплошной панегирик. И это тоже холера знатная.
Я ничего не сказал. Мы залезли в грузовик. Я с ужасом думал, что нас снова ожидает бесконечная гонка по домам, и боялся, что не выдержу и попросту рухну от усталости в чьей-то очередной гостиной. В машине, несмотря на жуткую тряску, я тут же уснул. Мне казалось, я отключился всего на минуту, но меня уже тормошил Франц:
– Вставай, приехали. Дороги развезло, мы потеряли кучу времени.
Я потянулся, пытаясь размять затекшую от неудобного положения спину. Франц уже выскочил на землю:
– Если не сожру хоть крошки, то следующий труп в этой машине будет мой. Пойдем найдем хоть что-то.
Я поморщился от шутки Франца, но, честно говоря, и сам умирал от голода. Мы вернулись в казармы. Здесь царило заметное оживление. Пока мы ели, узнали, что в казармах разместились еще две роты Йозефа Дитриха.
– Что-то они припозднились, – пробормотал Франц.
Не успели мы допить холодный кофе, как в помещение, использовавшееся под временную столовую, ввалился Штенке:
– Фон Тилл, Ромул, вас шутцхафтлагерфюрер вызывает.
Мы тут же вскочили. С трудом поспевая за нами, Штенке взахлеб рассказывал:
– Что творится! Мы очистили Королевскую площадь от прохожих за минуту, Коричневый дом оцепили – мышь не проскочит, а на вокзале что было! Взяли весь цвет штурмовиков, как миленьких повязали. Вначале фон Крауссера, потом фон Киллингер нарисовался, затем…
– Расстреляли?
Штенке налетел на резко остановившегося Франца и с удивлением посмотрел на него снизу вверх:
– Без суда таких шишек расстреливать?! Всех в Штадельхайм[51]
отправили.Мы с Францем переглянулись. Судя по всему, людей, которых перечислял Штенке, спасли не высокие должности, а многолюдный вокзал. Сидели бы в своих квартирах, уже были бы укутаны в портьеры.
Навстречу нам двигалась внушительная фигура. При слабом коридорном освещении я не сумел рассмотреть его знаки различия, но узнал его по тяжелой походке. Странно, как она мне запала в память, ведь я видел этого человека лишь раз в своей жизни. Мы вытянулись в струну, прижав руки по швам, и поприветствовали командира особого охранного отряда Йозефа, Зеппа, как его еще называли, Дитриха. Не обращая на нас внимания, он прошел мимо. Лицо его было мрачно и сосредоточенно.
Мы торопливо прошли к шутцхафтлагерфюреру, но на месте его не оказалось. Не успели мы решить, что делать дальше – ждать или искать, как примчался какой-то роттенфюрер, очень взволнованный.
– Шутцхафтлагерфюрер у бригадефюрера Эйке.
Сбиваясь на бег, мы кинулись туда. Там уже был и Дитрих.