Виланд

И Эйке выжимал из нас все до последнего. Усталые, вымотанные, мы отрабатывали приемы до глубокой темноты. Оставив на щебенке куски своей кожи с ладоней и локтей после бесконечных приказов «по-пластунски!», мы возвращались в казармы, еле волоча ноги, а ведь еще нужно было привести в порядок к следующему дню свою форму, которая стала уже мала в плечах. Ульрих как-то измученно заметил, что комендант не дорожит нашими жизнями, настолько безрассудно он выматывал нас на учениях. Но правда была в том, что сумасбродный «дядя Тео» не дорожил даже собственной жизнью, не говоря уже о жизнях других.

Теперь мы тихо радовались, когда наступала смена в лагере. Дежурство на смотровых вышках или конвоирование рабочих команд было настоящим отдыхом после учений Эйке. Я удивлялся, как при таком графике у кого-то из охранников еще оставались силы на издевательства над заключенными.

– Штенке и ему подобные, похоже, именно в этом и черпают силу, – усмехнулся Франц, когда я выразил свое удивление вслух.

Мы наблюдали за очередной забавой Штенке. Вместе с двумя охранниками он выбрал пару заключенных-коммунистов, которых заставили вырыть яму.

– Чтоб не меньше метра в глубину, а длину по себе меряйте, – приказал Штенке.

Бледные заключенные под понукание охранников копали больше часа. Я видел, как тряслись их руки, как они с ужасом молча переглядывались, но ни на секунду не прервали своего занятия.

– А теперь встали на край, – громко и внушительно проговорил Штенке, вскидывая винтовку, – мордой к могиле!

На негнущихся ногах узники подошли к краю ямы. Штенке щелкнул винтовкой и вдруг заорал:

– Ба-бах!

Один из узников как подкошенный рухнул в яму. Второй остался стоять на месте, на его выцветших полосатых штанах быстро увеличивалось мокрое пятно.

Охранники захохотали.

– Обоссался! Я же говорил! Гони марку, – с трудом превозмогая хохот, проговорил Штенке Шнейхардту.

Долговязый Улле хоть и вытащил купюру нехотя, но смеяться не переставал. Штенке выхватил деньги у него из рук.

– Доставай эту свинью, – кивнул он на второго арестанта, потерявшего сознание. – Этот небось еще и обосрался.

– Почему я? Сам и доставай, твоя идея, – проговорил Улле.

– Эй, – Штенке поманил обмочившегося заключенного, – приведи в чувство эту собаку, иначе действительно пристрелю.

Тот полез в яму.

– Что в голове у этого идиота? – пробормотал я, повернувшись к Францу. – И не лень ему было целый час возиться ради этой глупой шутки.

Франц посмотрел на заключенного, пытавшегося вытащить обмякшего товарища из ямы. Тот не приходил в себя.

– Это секретарь, на которого спорили, – лениво зевнул он.

Я непонимающе посмотрел на него. Франц пожал плечами:

– Думал, ты в курсе. Парни устроили развлечение. Нужно выбрать неприметного номера и сделать ставку, через сколько он сорвется и покончит с собой. Штенке на прошлой неделе всех подначивал, носился с блокнотом по всем казармам. Карл поставил, признаюсь, и я тоже, но сейчас понимаю, что не стоило этого делать. Наш друг Штенке играет грязно. Забился на две недели и теперь доводит этого бедолагу, чтобы сыграла его ставка. Не удивлюсь, если завтра этого секретаря обмажут дерьмом и оставят на всю ночь перед бараком.

Во время ужина мы обсуждали новости, приходившие извне. Бури еще не было, но легкая зыбь уже волновала страну. Вот-вот что-то должно было произойти.

– Штурмовики готовят мятеж, попомните мое слово, – звенящим шепотом произнес Штенке, – они планируют переворот.

– Все это слухи, – пожал плечами Ульрих.

– Мне это известно из проверенных источников, информация точная. – Штенке посмотрел на Ульриха в упор.

Франц усмехнулся. Штенке тут же перевел взгляд на него.

– Вряд ли они что-то замышляют, это не про коричневых тюфяков, – намазывая хлеб джемом, проговорил Франц. – Но прочистить организм все равно не мешало бы. Они как бесполезный аппендикс, пухнущий от дерьма, которое его все заполняет и заполняет. Вскоре их разорвет от собственной значимости, и тогда это дерьмо забрызгает нас всех.

Невозможно было понять, шутит он или говорит всерьез. Его чуть насмешливая манера всегда сбивала меня с толку.

– Но штурмовики вооружаются, это ты не будешь отрицать? – навис над столом блокфюрер Райхенау.

Франц и бровью не повел.

– Пустые разговоры, – он откусил бутерброд с джемом и прожевал, – все их шишки отдыхают. Пока мы находимся в полной боевой готовности, они в отпуске и даже не подозревают о том, какая каша заварилась. Они дальше собственного носа не видят.

– Не такие уж они идиоты, – проворчал Штенке.

– Именно что такие, – снова усмехнулся Франц.

Я знал, о чем он говорит: вчера я прочитал в «Фёлькишер Беобахтер» о том, что Эрнст Рём занемог и доктора настоятельно рекомендовали ему отправиться на больничный. Советам эскулапов глава СА внял и укатил на озеро в Бад-Висзее. Вместе с ним на курорт отправились и остальные командиры штурмовиков.

На улице мы с Францем продолжили разговор уже вдвоем.

– По всему выходит, ты не веришь в то, что штурмовики планируют вооруженный мятеж, но в то же время не отрицаешь необходимости удара по ним, – проговорил я.