Винляндия

Неудачное время для возникновений ещё каких-либо мужчин, но незадолго до завтрака, кому тут приехать в такси, расцвеченном, аки буфет на колёсах, как не Хаббеллу Вратсу, получившему известие о свеженькой внучке по телефону от Зойда, на открытии скидочного мебельного магазина под Сакраменто, в аккурат когда с треском разводил первые за вечер угольные электроды белого пламени в сверлящие небо лучи дугового чистого света. Оркестр, по сему поводу нанятый, грянул Гершвинову «О тебе пою я (крошка)», и таким вот манером Хаб вступил в своё дедовство, среди мигающих вертушек и гирлянд национальной расцветки, под бодрую музычку, среди ларьков со «Сне-Рожками» и хот-догами, детишек, скакавших по королевских габаритов водяным матрасам, выставленным на парковку, а его собственная флотилия фотонных прожекторов нацелена в пурпурное небо, сзывает за много миль огромной долины и семьи зарплатников, уютно устроившиеся за столом, и неугомонных скитальцев на старой 99-ке, вот они мы, ну её, эту падающую ночь, валите к нам, поглядите, у нас ещё и телевизоры, и проигрыватели, и бытовые приборы есть, не надо никаких поручителей, никаких кредитных рекомендаций, лишь ваше собственное честное лицо… из тех вечеров, когда всё ощущается в гармонии, вольно, и когда же в последний раз так было-то? Вот Хаб и решил: «Ну его к бесу, История может немножко и на Паузе постоять», — и, оставив прожектора и керогазы с трейлерами на попечение бригады, Дмитрия и Аса, поскакал по сложной системе автобусного сообщения, местного и междугороднего, сильно заполночь оказавшись в телефонной будке в Асиенда-Хайтс, где пришлось подвернуться проверке полной юридической истории, прежде чем такси согласилось три шкуры с него спустить, чтоб он сюда добрался, отсюда и поздний, он имеет в виду ранний, час…

Вместо: «Только этого мне и не хватало», — или: «А, это ты», — Саша его приветствовала непривычным объятьем, вздыхая, неуклюжая.

— Ну, Хаббелл, привет, у нас тут сто бед.

— А? Не ребёнок…

— Френези. — Саша поведала ему, что видела. — Я только и могла что компанию ей составлять, но мне ж и спать когда-то надо.

— А эт’ Зойд хде?

— Пробил карточку на выходе, как только детка родилась, вероятно уже на какой-то планете из тех, что помалоизвестней.

— Не знаю прям, какой из меня д-р Спок. — Он джентльменски ей подмигнул и, не отставая ни на шаг, похлопал по попе, а она на ноющих ногах повлеклась забирать младенца и не подпускать к нему Френези.

— Не против, я взгляну на малыша? — Едва Хаб оказался в поле видимости — удостоился неотчётливой полуулыбки. — Ох, да ну, — прошептал он, — и не такое видали. Это не улыбка. Не. Никакая не она.

Френези лежала калачиком на старой своей кровати, шторы задёрнуты от ночной улицы.

— Привет, пап. — Ну господи ж ты боже мой, она и впрямь жутко выглядит… чуть ли не совсем другим человеком… Лечение Хаб себе представлял так, его же всегда опробовал и на других: просто сесть рядом и начать жаловаться на собственную жизнь. Хотя дочь свою он никогда раньше не видел такой беззащитной, раненой, мрачно пустился он во вполне типичный сказ о горестях, особо ничего не ожидая, но продолжал невзирая и, само собой, почувствовал, как она помаленьку успокаивается. Он старался бубнить на одной ноте, не вызывать никаких реакций ни в плюс, ни в минус. Сказ превратился в монолог, который он уже не раз декламировал после первого развода, соседям по автобусу, собакам на дворе, себе перед Ящиком по ночам.