Винляндия

Слёзы Френези бы замедлились и высохли, её послеродовая тяга к смерти бы остыла, в некий не такой уж и отдалённый день она б и впрямь поймала себя на том, что ей нравится этот грудничок с необычным чувством юмора, и они бы с Сашей сблизились опять, не как раньше, но, быть может, и не хуже, чем раньше. Но секреты оставались, секреты округа Трасеро и Оклахомы. Больше любого мужчины, что ей для чего-нибудь когда-либо хотелось, больше полного прощения от какого-нибудь безымянного агентства за всё, что натворила она, больше ДЛ в её объятьях, Государства в невосстановимых руинах, заткнувшихся пушек, переплавленных танков и бомб, больше всего, чего она вообще когда-нибудь желала всё своё пожизненное детство, когда молилась разнообразным Сайтам, Френези хотела, отдала бы за это всё остальное, возможности вернуться в тогда, когда они с Сашей разговаривали часами, ночами, ничем не сдерживаясь, обо всём от народной мудрости про муди до Мам, а куда мы уходим, когда умираем? Из всех её оборотов, этот поворот против Саши её некогда связанного с нею я останется загадкой, которую она так до конца никогда и не отгадает, тайной за пределами любого анализа, который попытается к ней применить. Если удача не изменит, знать ей этого и не придётся. Малышка — идеальное прикрытие, детка её превращала в нечто иное, в мамашу, вот и всё, просто ещё одна мамаша в нации мамаш, и ей теперь для безопасности всегда придётся лишь не выходить из этой конкретной судьбы, растить ребёнка, самой вырасти в некоторую разновидность Саши, иметься с Зойдом и его неприторможенной бандой, а также всеми недостатками оного, забыть Бирка, осаду, кровь Драпа Атмана, «24квс» и старую милую их общину, забыть, кем она была, кем бы ни была, время от времени снимать безобидное домашнее кинцо, произносить нужные реплики, не превышать бюджет, каждый день заканчивать съёмку, день за днём, пока свет не уйдёт. Прерия могла бы стать её гарантированным спасением, притворяться её мамашей — худшей из возможных лжей, презреннейшим предательством. К тому времени, когда Френези начала видеть, что, тем не менее, она, может, эту гору уже и своротила, в кадр опять вошёл Бирк Вонд, вынудил съехать на обочину на перекрёстке Пико и Фэйрфэкс, приказал встать к машине, пинком раздвинул ей ноги и лично обшмонал, и не успела она сообразить, как они оказались в другом номере мотеля, через некоторое время её визиты к Саше увяли, а когда она всё же приезжала, смердело от неё потом Вонда, семенем Вонда — неужели Саша носом не чуяла, что происходит? — и его восставший пенис стал тем манипулятором радости, которым, мча в будущее, она и дальше будет пытаться рулить среди опасностей и препятствий, налетающих чудовищ и реактивных снарядов пришельцев каждой игры, к которой она, из года в год, подступала постоять, снова задолго после комендантского часа, звонки домой позабыты, запас монет тает, склоняясь над яркой витриной где-то посреди проходов в глубине запретной галереи, ряды прочих игроков безмолвны, незамеченной, время закрытия никогда не объявляется, поиграть ни на что, кроме самого счёта, ряда цифр, шанса ввести свои инициалы к другим незнакомцам на краткое время, уже не то, которое соблюдал мир, а время игры, подпольное время, время, что не могло вывести её никуда за собственный плотный и ложно бессмертный периметр.

* * *

Но когда он выяснил насчёт Прерии — хотя никогда не называл её по имени, лишь ухмылялся:

— Стало быть, ты воспроизвелась, — Френези — что-то ещё, нечто из кошмаров насильственного размножения, должно быть, взяло верх, потому что после, рассудив, должно быть, не иначе как увечно, Бирк неизбежно повернулся и кинулся за младенцем, а заметив, что на пути Зойд, устроил и его удаление. Одной субботой с лёгкой облачностью, почти через год после того, как Френези съехала, Зойд и Прерия, вернувшись с дневной прогулки по переулку к Гордитскому пирсу, обнаружили у себя дома в гостиной, подумать только, Эктора, стоявшего в театральной позе у здоровеннейшего, что Зойд видел в жизни, блока прессованной марихуаны, такой и в двери не пройдёт, однакож вот он высится, загадочно, косматый монолит чуть не до потолка.

— Прошу прощения на секундочку. — Палец к губам, Зойд сходил и уложил дочь, задремавшую на солёных бризах, на кровать в другой комнате, поблизости разместил её бутылочку и уточку, и вернулся, пялясь на гигантский кирпич, всё нервенней. — Дай-ка угадаю — «2001: Космическая одиссея» [1968].

— Скорей уж «20 000 льет в Синг-Синге» [1933].

Зойд обмяк на гигантский блок, нуждаясь в поддержке.

— Даж’ не ты придумал, верно?

— Кому-то в Уэствуде очень твоя жопа не нравится, напарник.

Зойд медленно повёл глазами на дверь в другую комнату, за которой спала Прерия, выждал такт, затем перевёл их обратно.

— Знаешь такого чувака из Юстиции, зовут Бирк Вонд?

Пожав плечами:

— Может, видель имя в УБН-6?

— Я знаю про него и мою бывшую старуху, Эктор, поэтому не стоит смущаться.

— Не моё делё, а политика у меня такая, я никогда в эти облясти не заходиль, никогда, с объектом, Зойд.