Винный сноб

У меня был Морган, моя винная фея-крестная. Энни не на кого было полагаться, кроме себя. Она хотела присоединиться к одной местной дегустационной группе, но те встречались по четвергам после обеда, когда ей нужно было работать. Добраться до учебных пособий Гильдии сомелье тоже было непросто, поскольку они существуют только в электронном виде, а у Энни нет компьютера, а даже если бы и был, она все равно не умеет им пользоваться. Ее прежний начальник в Cavalier был дипломированным сомелье, но в Cypress Point спросить совета было не у кого. По большому счету, правильно наливать вино, ходить, разговаривать, одеваться и складывать салфетки она училась непосредственно во время экзамена. А официальная система Совета не имела ничего общего с неторопливым, с ленцой, стилем обслуживания в Cypress Point. В первый раз Энни пришла на экзамен в белой рубашке, черном галстуке и черном фартуке – в своей обычной униформе, – не зная, что Совет допускает только костюмы.

Оглядываясь назад, я осознала, насколько непомерно роскошным был мой процесс обучения. У меня была возможность пообщаться с исследователями сенсорики, мастерами сомелье, будущими мастерами сомелье и даже мастерами парфюмерами, которые учили меня правильно нюхать и помогали составить сложный режим тренировки вкусовых рецепторов. Коллекционеры пускали меня в свои погреба и предлагали продегустировать вина, которые я никогда не смогла бы себе позволить. Кроме того, в моем распоряжении была уйма бесплатного вина от дистрибьюторов, слетавшихся в Нью-Йорк – самый многообразный винный рынок мира. Энни все делала сама, и запасного плана у нее не было.

В ту ночь, пытаясь уснуть, я закрывала глаза и видела флэш-карточки. Морган написал по электронной почте: «Обязательно выспись и остерегайся обезвоживания накануне экзамена. Плохая подготовка – это половина поражения!» Легче сказать, чем сделать, когда истребители гудят так, словно один из них собирается сесть на парковку отеля. «Это просто глупый экзамен», – повторяла я про себя, чтобы успокоиться, пока судорожно металась по ванной комнате в поисках того, что можно было приспособить под беруши. Но я понимала, что нервничаю не только из-за себя. Я переживала за Энни. Если я провалюсь, моя жизнь пойдет дальше своим чередом. От моих доходов никто не зависит. В случае Энни сдача экзамена могла коренным образом изменить жизнь всей ее семьи. Для нее это был не просто глупый экзамен.

* * *

Когда следующим утром Энни за мной заехала, мы обе были не в лучшей форме. Ей было непривычно в новом костюме. Она не могла решить, стоит ли чистить зубы, и теперь жалела, что сделала выбор в пользу пасты. Привычный утренний кофе тоже добавил испытаний. Горячий, холодный или вообще не пить? Она выпила холодный, но, может быть, стоило сделать другой выбор?

Из-за «звука свободы» я почти не спала. Проснулась на рассвете, погладила пиджак, просмотрела еще кое-какие теоретические записи и почистила зубы – у языка еще было время на восстановление. Экзамен начинался со слепой дегустации, и я хотела, чтобы чувство голода и нейтральный вкус на языке мне помогали. Все шло по плану ровно до того момента, как я обожгла кончик языка. Проклятый чай! Я попыталась найти немного вина, чтобы прополоскать рот и проверить, что стало с рецепторами, но в мини-баре ничего не было, а когда я позвонила в обслуживание номеров, чтобы заказать бокал шардоне, женщина на другом конце провода, выдержав долгую паузу, ответила, что для вина еще рановато, поэтому ей придется узнать у менеджера. Еще раньше служба безопасности аэропорта конфисковала мой штопор. Пришлось купить новый, но он плохо ложился в руку, и это немного раздражало. Я не узнавала себя: кто эта женщина, теряющая самообладание из-за какого-то штопора? По дороге на экзамен Энни указала на кирпичный многоквартирный комплекс за продуктовым рынком, где недавно разбился один из истребителей. Прозвучало как дурное предзнаменование.