Винный сноб

Но Сын-Чхик еще не закончил. Мы вернулись к его компьютеру, и он быстро показал мне скопление оранжевых и желтых пятнышек в центре моего мозга – в таламической области и полосатом теле. В предыдущих исследованиях названные участки мозга не проявляли повышенной активности, но в моем мозге они активировались в большей степени, чем в мозге контрольного участника эксперимента, и Сын-Чхик решил, что это слишком важный факт, чтобы оставлять его без внимания. Его, как ученого, не могло не заинтриговать, что глубинные структуры моего мозга тоже включились в процесс слепой дегустации. Этот ряд точек в сочетании с активностью в трех вышеназванных участках предполагал, что задействована корково-стриально-таламическая петля – путь нервных импульсов в головном мозге, задействованный в функциональной регуляции движений и мотивационных аспектов поведения. Что это значит? Сын-Чхик начал перечислять. Решение сложных задач.

– Понять, что ты чувствуешь в вине, и вычислить пино-нуар – это ведь сложная задача. Ты так не считаешь? – спросил он.

Выбор реакции: «Ага, мне нравится». Определение ошибки: «Ах да!» Определение новизны. Извлечение из памяти далеких воспоминаний. Обработка новых воспоминаний. Учитывая то, что этот участок мозга контролирует столько сложных мыслительных функций, Сын-Чхик, заметив его активацию во время моей слепой дегустации, произнес:

– Теперь все складывается.

И еще один момент. Сын-Чхик не просил определять, какое вино подавалось мне во время сканирования. Но мой мозг, натренированный на слепую дегустацию, включился автоматически. Выбравшись из томографа, я высказала свои предположения: кажется, я пила шардоне из Бургундии, вероятно 2013 года, и калифорнийское пино-нуар того же года. Сын-Чхик показал мне бутылки. Точное попадание!

* * *

Мое путешествие началось с неуемного желания узнать, каждый ли может развить восприимчивость своих органов чувств, чтобы ярче и полнее ощущать окружающий мир. Мои MPT-снимки из Сеула и данные предыдущих исследований указывают на то, что обучение действительно нас меняет, причем быстрее и сильнее, чем мы думаем. Между тем данные результаты показывают не только сам факт нашей способности развивать чувствительность рецепторов, но и – главное – важность этой трансформации.

Под воздействием одних и тех же вкусов и запахов мозг новичка остается относительно безучастным, тогда как мы, тренированные дегустаторы, используем для обработки данной сенсорной информации более критические, аналитические участки своего мозга, функции высшего порядка, демонстрируя то, что ученые называют «более высоким уровнем когнитивной обработки, обусловленным компетентностью». Проще говоря, мы воспринимаем аромат более вдумчиво. Условия проведения эксперимента, основанные исключительно на вкусовых ощущениях, без брендов, этикеток и ценников, гарантируют, что это не эффект самовнушения, вызванный каким-нибудь неприлично дорогим Шато Шеваль-Блан или редким бокалом Шато Мусар. Результаты говорят о том, что обязательное условие для более полного и глубокого восприятия вина – развитие остроты чувств. Ощущения больше не проскакивают незамеченными и незафиксированными. Мы их ловим, изучаем и анализируем. Они вызывают любопытство, желание покритиковать, ассоциации, симпатию и чувства отторжения, восхищения, грусти или удивления. Ощущения обучают и вдохновляют. Они становятся воспоминаниями и попадают в ячейку библиотеки опыта, составляющей нашу картину мира. Оказывается, что вкус и обоняние – это не просто примитивные, животные чувства. Процесс их развития задействует ту самую часть нашего мозга, которая отвечает за осознанность реакций, за осмысление жизни и нашу человечность.

На изображениях в компьютере Сын-Чхика я своими глазами увидела перемены, которые раньше могла лишь интуитивно чувствовать. Самые очевидные метаморфозы коснулись процесса приема пищи. Вино превратилось из приложения – некоего съедобного аксессуара, дополняющего и иногда украшающего трапезу, – в ее ключевой компонент. Вионье могло запустить цепочку ассоциаций от людей и мест до философских концепций и исторических событий. Вино могло превратиться, по словам Пола, в «сумасшедший трип». Оно могло привести к древесной щепе, жидким танинам и прочим усилителям и улучшителям вкуса, которые я видела в Сакраменто. А могло волшебным образом перенести меня к величественным замкам Бордо через детские воспоминания о школьных турпоходах. Но это всегда было путешествие. Сама того не осознавая, я начала рассуждать о винах, словно о полотнах, которые стоит увидеть, или о книгах, которые стоит прочитать, поскольку, как обещал Морган, такой опыт мог изменить все мое представление о мире. Конечно, в отличие от Моргана, я бы никогда не сказала гостю, наливая ему вино, что оно «изменит его человеческую сущность». Но такая мысль определенно приходила мне в голову.