Винный сноб

Однако именно Брока, большой сторонник теории Дарвина, сформулировал наиболее убедительные доказательства в поддержку той гипотезы, что современный человек «забыл», как нюхать. В своей парижской лаборатории Брока препарировал мозговое вещество птиц, рыб, шимпанзе, грызунов, выдр, людей и «морских банкиров» дельфинов. Он обнаружил закономерность: по мере эволюционного развития – от высших позвоночных до приматов и человека – лимбическая система (дугообразный участок среднего мозга, управ-ляюгций, как считалось в то время, обонянием) «регрессирует и атрофируется». Много лет она считалась мотором обоняния и, как думали, включала в себя маленькое, невыразительное тканевое образование под фронтальной долей полушарий головного мозга – обонятельную луковицу. Как и его коллеги, Брока заметил, что у высших приматов обонятельная луковица уменьшилась относительно размера всего головного мозга. Он обратил внимание на то (и за ним повторяли многие поколения учебников), что у животных, по общему представлению, обладающих превосходным чутьем, таких как крысы и собаки, обонятельная луковица занимает сравнительно большую часть головного мозга. Человеческая обонятельная луковица, в свою очередь, представляет собой ничтожно маленькую штучку по сравнению с общей массой серого вещества. Она практически такого же размера, как у крысы, а ведь наш мозг по размеру более чем в восемь раз превышает крысиный. Брока пришел к выводу, что эти данные иллюстрируют «уменьшение важности обонятельной функции» до такой степени, что «для цивилизованного человека чувствительность его органов обоняния… не имеет никакой практической жизненной пользы».

Жирной точкой в этой истории стала работа хирурга Самюэля Поцци, восхвалявшая теорию его коллеги Брока. Он сформулировал доминирующее нынче убеждение, что, когда человек поднялся на две ноги, обоняние уступило пальму первенства зрению:

Животные перемещались на четырех конечностях – положение, благоприятствующее доминирующей роли обоняния. Примат встал на две ноги, человек поднял голову высоко над землей и устремил взгляд параллельно горизонту. Гегемония зрения сменила гегемонию обоняния…

Не любопытно ли, что анатом может по праву связать с этим фактом, вроде бы столь простым, развитие лобной доли полушарий головного мозга? Не менее любопытно, с той же точки зрения, обнаружить в человеческом мозге остатки свергнутого с престола органа – лимбической доли. Вместо того чтобы сформироваться во внушительного размера участок мозга, она уменьшилась до отдельных фрагментов, едва связанных друг с другом, иными словами, до кучки обломков.

Проще говоря, органы обоняния – это ненужный хлам. И чем лучше ты чувствуешь запахи, тем менее ты, очевидно, развит. Теория превратилась в прописную истину и пошла гулять из поколения в поколение. А вот собравшиеся на конференции эксперты утверждали, что она ошибочна.

* * *

– Лично я считаю мифом, что мы утратили способность чувствовать запахи. И точка, – сказал Йохан Лундстрем, нейробиолог.

Мы болтали с ним в перерывах между лекциями, и, откусывая маленькие кусочки от сэндвича с ветчиной, он заметил, что ломтик мяса был бы куда более ароматным, если бы имел более яркий цвет, вроде неоново-зеленого. Йохан, специализирующийся на мульти-сенсорном восприятии и хемосенсорике, разрывается между нейробиологическими лабораториями в филадельфийском Центре Монелла и Каролинского института в Стокгольме, на родине Нобелевского комитета. (Какое-то время он также работал научным ассистентом у Томаса Хуммеля.) Большую часть времени Йохан наблюдает за мозгом людей, пока они что-то нюхают и пробуют на вкус.

Все данные его исследований указывают на ошибочность выводов Брока: что обоняние почило с миром, когда мы поднялись на две ноги, что люди плохо распознают запахи, что обоняние не имеет практического значения для нашего «цивилизованного» существования.

От его слов мне показалось, что я вдруг стала лучше чувствовать запахи. Интересный эффект: даже делать ничего не пришлось.

Действительно, по сравнению с другими животными, у людей меньше активных генов обонятельных рецепторов. (Эти гены кодируют и продуцируют наши обонятельные рецепторы, которые, как вы помните, контактируют с содержащимися в воздухе ароматическими молекулами и заставляют нас чувствовать запахи.) Таких генов у нас тысяча, но лишь 350 из них активны – что намного меньше, чем, скажем, тысяча активных генов у крыс и мышей. Брока с коллегами, наверное, были бы счастливы узнать, что для объяснения этого факта ученые XXI века прибегли к логике своих предшественников из XIX века. По их мнению, гены обонятельных рецепторов попросту отмерли с развитием у нас полноцветного зрения.