Винный сноб

Слова Тима вторили моим собственным мыслям, не дававшим мне покоя и отчасти ставшим причиной моего первоначального интереса к вину. В существование мирового заговора по навязыванию широким массам определенных вкусов я не верила, но не исключала возможности, что даже эксперты ставят высокие оценки вину не потому, что оно действительно хорошее, а потому, что они привыкли так говорить. Если обычные люди выкладывают в Instagram селфи, то сомелье делятся фотографиями опустошенных бутылок. Это о многом говорит. Они предлагают судить о них по этим этикеткам, и в конце смены многие, чтобы похвастаться, демонстрируют свои трофеи с подписью «#лучшаябутылкавечера». Морган с раздражением отмечал, что на него неприятно давит необходимость соответствовать текущей моде на вкусы. Его возмущали нападки некоторых сомелье на каждого, кто не желал признавать, что некий новомодный производитель шампанского – это лучшее, что случалось в мире игристых вин со дня изобретения винной пробки.

– Они предают анафеме всех иноверцев, – говорил Морган. – И это понятно. Человек, потративший 350 долларов на бутылку вина, ни за что не признается, что оно ему не нравится.

Возможно, «плохое» вино на самом деле было не таким уж плохим. По меньшей мере, оно пробуждало интерес к этому напитку у тех, кто иначе мог никогда в жизни не взять в руки бокал.

– Многие потребители начинают со сладкого вина, постепенно эволюционируют, переключаются на люксовые бренды и становятся коллекционерами вин, любителями вин или винными снобами, – сказала Леи.

Она воспринимала свои творения как трехколесный велосипед для будущих энофилов. Те, кто сейчас с удовольствием пьет Следжхаммер, через пару бутылок могут превратиться в снобов, презрительно взирающих на то, что еще совсем недавно казалось им вполне неплохим вином.

Перед уходом из лаборатории Леи я заметила небольшой пластиковый пакетик на полке в ее кабинете. В нем лежала древесная щепа – вроде как специи для вина. На этикетке было написано: «Ирис и шоколад».

Учитывая все, что я узнала, сложно было назвать вина сегмента масс-маркет «плохими» только на основании их вкусовых качеств. Но нет ли чего-нибудь подозрительного в том, как их делают – или, правильнее сказать, разрабатывают?

* * *

Каждый год 14 тысяч виноделов и виноградарей собираются в конференц-холле Сакраменто на Объединенный симпозиум виноградарства и виноделия – отраслевую выставку, где производители закупают свои бочковые пробки, бочки, бутылки, бутылочные пробки, капсулы, центрифуги, концентраты, стабилизаторы цвета, дробилки, вкусоароматические добавки, ферменты, машины электродиализа, чаны, прессы и насосы. Среди предложений отсутствует лишь один обязательный компонент виноделия – романтика.

И Тим, и Леи собирались посетить это мероприятие. Я тоже.

– Если тебя нет на этой выставке, тебя нет в бизнесе, – просветил меня один из сотрудников Tragon.

Когда Леи рассказывала о различных способах коррекции вина с учетом потребительских предпочтений, я не могла поверить, что можно до такой степени управлять винодельческим процессом. Цвет, горечь, танины, даже ароматы ежевики, вишни, сливы – любой параметр можно усилить или ослабить согласно пожеланиям покупателей. Казалось, будто на каждый из них у виноделов есть отдельная ручка настройки с частой шкалой.

И не зря казалось. Попав на вышеназванную выставку-ярмарку, я поняла, как можно достичь такой точности. Меня окружала толпа людей во флисовых жилетах и рабочих ботинках. Мимо мелькали выставочные стенды с футуристическими названиями, рисовавшими в воображении научно-фантастические уловки парфюмеров-манипуляторов: Accuvin, UberVine, Dynamos, Nutristart, Turbicel, Zyme-O-Clear, Thor. Ничего общего с теми уютными надписями вроде Берфут или Нэйкид Грэйп, которые потом красуются на винных бутылках и манят нас с магазинных полок.