Почему не приняла дозу? Выбрала слабость, тревожность, ломку. Оказывается, надо спать минимум шесть часов и не забывать о еде. Знобило, поднялась температура, раскалывалась голова, но я терпела. Он ведь мог и не дать мне шанс! Прохлада остудила горячие щеки. Вина за то, что заставила его страдать, – неплохой повод попробовать не принимать. Попробовать.
Сколько я сидела на тротуаре? Едва не вырубилась. Пальцы дрожали: помнили игру на рояле. Трогательно, искренне… Записать бы наш дуэт и поставить на повтор. Но для этого надо встретиться. Легкие щемило от робкого «возможно».
Я встала и зашагала вдоль кварталов, из трущоб в приличный район. Интересно, какое решение принял Стивен?
Я остановилась, рассматривая небоскреб, и посчитала этажи в поисках своей квартиры. Двадцать пятый. Что меня ждет сегодня? Одиночество. Мысли. Слезы. И вера в чудо.
СТИВЕН
Тяжелые гитарные риффы. Я спускался по лестнице с колким беспокойством в груди. Депрессивная мелодия
[16] повторялась и повторялась. На последней ступеньке я хотел повернуть назад, но мужественно дошел до двери. Выключатель сработал со второй попытки. Лампочка заскрипела, разгораясь. Аарон сидел на потрепанном диване и перебирал струны окровавленными пальцами. Его грязные дреды раскачивались в такт музыке.Я огляделся. Вокруг – коробки из-под пиццы, бутылки колы, сигаретные окурки. Затхлый запах сырости.
– Друг? – просипел я.
– Допишу… песню… – повторял Аарон. – Допишу…
– Эй… – Я тронул его плечо. Кофта мокрая от пота. – Сколько ты?..
Я осекся на полуслове. Аарон смотрел, щурясь от тусклого света лампы. Зрачки расширены, на белках россыпь красных сосудов. Губы сухие, щеки впали. Лоб влажный. У него температура?
– Пойдем наверх, Бен приготовил рагу…
– Допишу. Песню! – рявкнул Аарон.
Ему все хуже. Неделя, как он вернулся из рехаба
[17].– Ты опять, да?.. – Голос сорвался, выдавая, как я устал верить в исцеление. Мой друг когда-нибудь станет прежним? Больницы, уговоры…
Аарон заскулил. Он кинул гитару на грязный бетонный пол. Я выдохнул – наконец давящая мелодия закончилась. Но друг завыл, будто раненый зверь. Я отскочил, уронив со стола коробку. Аарон принялся скакать на гитаре, превращая музыкальный инструмент в груду струн и щепок. Оцепенело смотря на него, я сделал шаг. Наткнулся на коробку, которую уронил. Внутри что-то блестело. Героин. Много гребаного героина.
Аарон перестал крушить гитару, затих, и мое дыхание стало чересчур громким.
– Что это? – прорычал я.
– Вдохновение, Стивен…
Его небритое лицо исказила гримаса. Друг заплакал, словно ребенок. Но ребенком он давно не был.
Я со всей силы запустил в него коробкой.
– Ты безнадежен! Иди к черту.
То был последний день, когда я видел Аарона Бэйли живым.
Ramones заиграли на всю комнату. Из-за вибрации телефон протанцевал до края тумбочки и свалился на пол. Старички допели «Pet Sematary», включилась голосовая почта:
– Рэтбоун, если не приедешь на интервью, я тебя кастрирую! – заорал Марти.
Я проигнорировал сообщение, как и десяток других: от менеджера, участников группы, Софи… Она пять раз звонила мне – по своей инициативе или ребята попросили, без разницы. Господи, разве СМС Джераду «Отвалите» недостаточно?