Виноватый

Старика беспокоил штраф. Из-за него старик прошел пешком семьдесят километров в город к своему человеку в надежде, что это поможет. И теперь он ждал ответа, стоял перед столом Смачного, моргал глазами, пытливо смотрел ему в лицо. Смачному стало смешно от рассказа старика.

— Ха-ха-ха! Штраф за рукавицы! Ха-ха-ха!..

— Неужто за другое,— за рукавицы...

— Ха-ха-ха!.. Хорошо. Хоть меня и не касается это дело, но я уже сам возьмусь, не стоит вас посылать в соот­ветствующие учреждения, будете ходить, ходить и ничего не выходите... В наших учреждениях, дедушка, трудно до­биться чего-нибудь... Я сам возьмусь, дело это интересное. Факт типичного бюрократизма. Штраф за рукавицы!.. Ха-ха-ха!..

— Конечно... За рукавицы...

Старик с некоторым удивлением смотрел на Смачного и не знал, смеяться и ему или нет. А Смачный тем време­нем сменил выражение лица на серьезное, взял ручку и на­чал записывать что-то себе в блокнот.

— Хорошо... Будьте здоровы!.. Всего доброго... Я сам возьмусь. Я запишу вашу фамилию... Та-ак... Всего доброго!

— Будь здоровенек! Вот благодарю тебя, Дениска! Хо­рошо, что люди посоветовали...

Крестьянин тихонько, боком, держась спиною к стене, отошел к двери и осторожно, но плотно прикрыв их за со­бой, исчез неслышно. Смачный прошелся по кабинету в угол возле двери, где стоит плевательница, прицелился и плюнул в самую середину ее, потом вытер платочком губы и опять сел за стол.

Было желание думать, отдаться размышлениям:

«Странно! Не понимаю!.. Как можно дойти до такой сте­пени самодурства, чтобы штрафовать крестьянина только за то, что он положил на буфет свои рукавицы? Ох, этот наш транспорт!.. Этот факт заставляет думать. Об этом на­до кричать, чтобы слышала вся общественность! Это ти­пичное, образцовое, если можно так сказать, проявление бюрократизма на нашем железнодорожном транспорте!..»

И потом, когда в кабинет вошел беспартийный деловод, худой, сутулый мужчина, Смачный с возмущением подроб­но передал ему историю с рукавицами крестьянина. Свой рассказ он закончил нарочито подчеркнутыми, высказан­ными с некоторой иронией словами.

— Это может быть только у нас! Только у нас, в Рос­сии... Такой смешной и возмутительный, позорный факт!

Деловод смотрел на него, склонял голову в знак согла­сия, улыбался. Потом положил перед Смачным стопку бу­маг и вышел.

В половине одиннадцатого Смачный просматривал свою почту. Он перебирал присланные пакеты и личные письма, перечитывал адреса, всматривался в штамп или печать на конверте и откладывал пакеты, пока не читая. На одном из конвертов узнал знакомый почерк.

«Опять что-нибудь?..» — подумал он.

Оторвал полоску от конверта и на узком листочке бу­маги, густо исписанном, прочитал свое имя.

«Денис!»

Так начиналось письмо. Смачного это непрочитанное письмо почему-то беспокоило.

«Ну, что он еще хочет?.. Пишет... Одни лишь неприят­ности...»

При этих словах Смачный скривился и поднялся с крес­ла. Но читал письмо дальше.