Виноватый

«Ты пишешь, дорогая жена, что отелилась лысая корова. Я думаю так, чтоб не продавали вы теленка, а чтобы растили его для себя, потому лысая хорошая корова, много молока дает, а теленок, как ты пишешь, в нее пошел. Пусть лучше растет...»

Опять остановился, отложил в сторону карандаш и на­чал перечитывать еще раз письмо жены. В письме, в пер­вых его строках, писала жена о том, что дома все, слава богу, живы и здоровы, чего и ему желают. Дальше жена пе­редавала поклоны от отца, сестер, всей родни и знакомых. За поклонами сообщала, что в то воскресенье, когда ехал отец из города, кобыла на гвоздь копыт пробила и хромает, и никак нельзя на ней ездить из-за этого. А затем было написано, что в среду отелилась лысая корова. Вышла за­муж за Таренту Агапа Прузынина.

И письмо, и липа за окном, и узоры, написанные солн­цем и тенью ветвей липовых на полу, напомнили родную хату. От написанных кривыми буквами слов пахло свежим сваренным молозивом лысой коровы, пахло старым унаво­женным хлевом. Забыл о ссорах дома с отцом и иногда с женой, представлялась тихая мирная жизнь в хате. Поче­му-то видел всю семью у стола за ужином и на коминке свет от смолистой лучины.

Чем дальше друг от друга люди, тем лучше они друг о друге думают, забывается зло, и люди больше друг друга любят.

Никита сидел и думал о доме. В это время к нему при­шел вестовой от ротного.

— Их благородие приказали сейчас же прийти.

Вестовой козырнул, повернулся и ушел.

Никита за хорошую службу был произведен в ефрей­торы. Служил он уже давно, скоро домой возвращаться, но Никита еще не решил для себя, пойдет ли домой или останется на сверхсрочной службе. Он вложил письмо в конверт, надел шинель, затянул ремень, поправил складки шинели сзади, оттянул ее потуже на груди и, поправив шапку так, чтобы она была больше на правом боку, пошел за вестовым. В комнату к ротному он зашел, постучав в дверь. У двери взял под козырек и остановился.

— Приказали явиться, ваше благородие?

— Да... Хочу я поговорить с тобой... Ты скоро отслу­жишь?

— Так точно, ваше благородие!

— Ну и куда думаешь после службы?

— Не знаю еще, ваше благородие.

— Домой хочешь или послужишь еще? А?

— Оно нечего и домой ехать.

Так, не думая, неожиданно для себя решил Никита, что домой не поедет.

— Правильно. Семья твоя, наверное, голодает дома, работников там без тебя, наверное, хватает и ртов, чтобы поесть, тоже полно. Я хочу помочь тебе за хорошую служ­бу. Хочу пристроить тебя куда-нибудь.

— Благодарю, ваше благородие! Никогда не забуду...

Ротный переложил левую ногу на правую, стряс с па­пиросы пепел, оторвал зубами кусочек папиросы и выплю­нул его на пол под ноги Никите. Никите стало неловко. Он переступил с ноги на ногу, глянул на выплюнутый ему под ноги кончик папиросы, потом опять перевел взгляд на ротного и молча ждал, что он скажет еще. Ротный гля­нул на окно, ловко метнул пальцами окурок папиросы в сторону окна, и окурок упал в горшок с цветами. Никита перевел взгляд на горшок и вежливо улыбнулся ротному, одобряя его ловкость. От непогашенной папиросы медлен­но поднимался беловатый дымок и обволакивал листья и веточки цветов. Ротный продолжал.

— Служил ты добросовестно, ничего с тобой такого не было... Такие люди из народа и нужны родине... Если ты согласен, я спишусь с одним знакомым, он начальник се­кретной канцелярии полиции в В. Подумай об этом, а по­том скажешь мне... Можешь идти...

— Я буду рад, ваше благородие... Благодарить век буду, Дома наша жизнь какая? Темная, немытая...

— Ну, так я напишу...

— Рад стараться, ваше благородие.

Никита взял под козырек, ловко повернулся кругом и вышел.

* * *

В очередном своем донесении от 27-го июля 190... года «Его Превосходительству Г. Директору Департамента По­лиции» полковник Всесвятский, начальник В... охранного отделения писал:

«Как я имел честь сообщить Вам, город В. изобилует евреями, мастеровыми и социалистами, в результате чего здесь часто происходят нарушения порядка. Вчера к поме­щению Дворянского Собрания подошла вооруженная тол­па числом более сотни рабочих. Мною немедленно были приняты надлежащие меры для ареста руководителей, но толпа скрыла их, и когда полиция во главе с надзирателем стала добиваться выдачи главных злоумышленников, из толпы открыли огонь по полиции. Из чинов полиции зло­умышленниками, сумевшими скрыться, ранены пулевыми ранениями постовой городовой Аржевский в ногу и около­точный Пятницкий в ляжку. Кроме этого, стрелял в писа­ря штаба Н-ского полка Усевича из револьвера заготовщик Абрам Гуранц, задержанный на месте преступления.

После этого мною были вызваны солдаты Н-ского Дра­гунского полка, быстро рассеявшие толпу. В итоге ранено семеро штатских. По выяснению всех обстоятельств мною, для прекращения в будущем таких беспорядков, осущест­влены следующие мероприятия: 1) отдано распоряжение об аресте и заточении в тюрьму 12 назначенных из толпы; 2) отдано распоряжение об отправлении в тюремную больницу раненых и, кроме этого, приняты меры для раскры­тия и ликвидации существующей в городе тайной, преступ­ного характера, организации...»