Когда полковник Всесвятский писал это донесение, ему сказали, что к нему желает зайти какой-то ефрейтор с личным письмом. Полковник приказал впустить.
— Пусть зайдет.
Чиновник, сообщивший о ефрейторе, вышел, и в дверь вошел Никита. Он по привычке остановился посреди кабинета и взял под козырек. Потом подал полковнику пакет.
— Поручение от ротного командира, ваше благородие!
Всесвятский взял пакет, разорвал конверт и начал читать. Никита, не двигаясь, стоял и следил за взглядом полковника. Его пугала роскошь убранства кабинета, он боялся, что принес сюда с сапогами грязь и запачкает пол. Стоял, как вкопанный, чтоб не шевельнуть ногой, чтоб не обсыпать с сапог на пол подсохшую грязь. Полковник прочитал письмо, глянул на Никиту и указательным пальцем левой руки легонько нажал на столе белую пуговичку. За плечами Никиты появился какой-то чиновник. Полковник, не обращая на него внимания, заговорил с Никитой.
— Из роты Солнцева?.. Молодец, молодец! Работать будешь у нас, мы тебя зачислим сегодня же...
Потом сказал вошедшему:
— Сделайте надлежащее распоряжение от моего имени.
Полковник склонился над бумагами. Никита взял под козырек, повернулся кругом и пошел вслед за чиновником. В соседней комнате тот вызвал к себе другого чиновника и указал на Никиту:
— Начальником предложено зачислить на службу. На первое время дайте мелкие задания по канцелярии и прикрепите его к Зубковичу, как более опытному.
Новый знакомый Никиты повел его в канцелярию, взял документы, что-то выписал из них, занес в книжку и отдал Никите вместе с его документами еще один новый. К нему предложил завтра же принести две фотографии. Показал и столик, за которым должен был сидеть Никита в канцелярии. Тут же сидели еще двое: в углу молодой, курносый, с вьющимися волосами, помощник и в мундире, со сверкающими медными пуговицами, пожилой уже начальник канцелярии. Никита получил документы, осмотрел комнату канцелярии и пошел в город.
Утром на следующий день с ним долго беседовал начальник канцелярии. Объяснил внутренний распорядок службы в отделении, как вести себя в городе, а потом дал Никите синюю картонную папку с делом Михаля Шклянки, мещанина из города Борисова, и показал, что оттуда выписать. Никита этим начал службу свою в охранном отделении. Он внимательно перечитывал подчеркнутые синим карандашом места на пожелтевших страницах дела мещанина из Борисова и переписывал их на белую свежую бумагу. Этим начиналось новое дело мещанина Шклянки и новая жизнь ефрейтора Никиты.
Через час Никиту вызвал к себе тот самый чиновник, который привел его вчера в канцелярию, и познакомил с молодым красивым бритым мужчиной.
— Знакомьтесь. Тебе, Зубкович, поручается ввести его в курс работы и привлечь к исполнению непосредственных заданий.
— Приспособить, значит, надо? Добро, добро, постараемся! Если господин ефрейтор будет послушным и старательным, мы приспособим быстро...
Он смерил Никиту взглядом, скривился и захохотал.
— Почему это господин из ефрейторов да в жандармы? Что, не было надежд в офицеры выйти? У нас, господин ефрейтор, не легче, чинов не наберешь...
Это не понравилось Никите. Тон нового знакомого обижал его. А тот не умолкал.
— Можно приспособить, любого можно. А я вижу, что он кое-что кумекает. Сделаем, одним словом, из него человека.
— Ты где жить будешь? — обратился он к Никите.
— Пока в гостинице в номере.
— В номере нашему брату не совсем удобно. Живи у меня, комната — на пятерых.
Никиту немного пугало это приглашение Зубковича, но отказаться он не посмел, чтобы не обидеть его.
Жил Зубкович на окраине города у «старого кладбища». Когда они шли с Никитой на квартиру, Зубкович словно переменился, говорил уже по-другому.
— Ну, вот и будем жить. Веселей и мне будет, лучше вместе. А то я все один, брат. Понравился ты мне, правду говорю. Ты из каких мест?
— Из-под Минска.
— А я минский. Отец лавку небольшую держит там. Подучил он меня грамоте и приспособил, я еще в Минске служил в охранке, а сам салом занимается. Ты из мужиков?
— Из мужиков.
— А много этой самой земли дома?
— Так, малость... На одиннадцать душ четвертина.
— За хлеб пошел служить?
— Мне лишь бы куда пойти было, а ротный сюда посоветовал, написал письмо начальнику, рекомендацию дал...
— Что ж, хорошо. Будем служить.
Шли по тротуару. Зубкович впереди немного, Никита слева. Зубкович повеселел, он нашел хорошего слушателя, нового, неопытного, который ничему не перечит, всему удивляется. И Зубкович давал своему ученику первую лекцию.