Как только Никита ушел на квартиру, Зубкович завернул в ближайшую пивную. Попросил бутылку пива, выпил и через час с четвертью прошел переулок из конца в конец. Когда повернул назад, со двора, за которым он наблюдал, вышло четыре человека. Зубкович направился вслед. Через квартал они сели в трамвайный вагон. Зубкович поехал за ними на извозчике. Потом за ними пошел в городской сад. Они о чем-то беседовали и игриво смеялись. Среди них был хлопец, встречавший приехавших на вокзале, и еще одна новая девушка. Зубкович злился. Он так же медленно и так же долго ходил по смежной дорожке в саду и следил за ними. Когда они свернули на новую дорожку, Зубкович поспешил за ними. При встречах торопился пройти незамеченным, чтоб не узнали, прятался за людей. Скоро ему такая игра надоела. Он сел на скамью и следил оттуда. Прошло десять минут. Те, за кем следил Зубкович, исчезли. Он подхватился и поспешил в толпу. И в тот момент, когда он, спеша, меньше всего надеялся встретить их, они очутились перед ним и дружно, весело почему-то захохотали, словно нарочно, ему в лицо.
Он отступил в сторону, попросил прощения и уступил дорогу. Хотел пойти домой, но механически повернул и пошел за ними. Так проходил еще полчаса.
Потом Зубкович стоял на углу возле харчевни, пока они пили кофе, а потом опять шел за ними аж на окраину города, где жил хлопец. Только после этого он пошел домой.
Никита поднялся и сел на кровати. Зубкович стоял посреди комнаты.
— Ну, и ничего... Гуляли в саду. И по-моему глупости все это могут быть...
Однако, говоря это, Зубкович и сам себе не верил. Он был уверен, что следит недаром, но ни одной зацепки пока что не имел. Это раздражало до обиды. Он понимал, что эта операция надолго, может, даже на месяц, что приехавшая принимает меры к тому, чтобы успокоить полицию, а потом в один из дней сделает все и исчезнет. Надо терпение, а этого у Зубковича не хватало.
— Может, и следить не следует? — спросил Никита.
— Следить следует. Приказано. Но на таком деле кукиш заработаешь. Тебе как начинающему это хорошее дело, не трудное, и неважно, чем оно закончится, а я не могу такой операции вести... Следить надо. Ты, брат, только смотри, чтобы не разоблачили тебя, не попадайся на глаза им. На бумаги писарские плюнь. От них пользы, как от козла молока... Надо, уж если продал душу, дуть дальше. Тогда, может, и на крупного из них попадешь. У них, брат, бывают очень важные. Бывает, год ловят в столице и ничего, выкручивается, а тут приедет и с первых же дней влопается. Так... Случается...
Зубкович отошел от окна и остановился. Смотрел на улицу, на освещенные окна дома напротив.
* * *
В седьмом часу вечера Никита прошелся первый раз в переулке с видом самого обыкновенного человека, которому не было никакого дела до всего на свете. Он заложил, за спину руки, держал в руках поперек спины свою палку и, медленно ступая по широким каменным плитам тротуара, шел в другой конец переулка, темный, подальше от улицы. Медленно переставлял ноги, обутые в сверкающие начищенные сапоги, нарочито наступал на опавшие березовые листья и не спускал глаз с хорошо уже знакомых ворот. Когда он пройдет мимо них, будет прислушиваться к тому, что происходит позади, и время от времени оглядываться назад.
Уже много дней, как он следит за Идой.
О том, что Ида Черняк приехала в В., знали только семь человек, ее родные и трое друзей, и знала охранка, которая, между прочим, не догадывалась о цели ее приезда. Две недели Черняк жила в городе как обычная шляхетная панночка из этого города. А потом горячо взялась за дело. Надо было организовать квартиру-экспедицию для получения из-за границы социал-демократической литературы и принять первую партию этой литературы.
Никита много раз прогуливался в переулке, где жила Черняк. Однажды он проводил ее до городской бани: она несла в узелке белье, а Никита думал, что она несет что-то недозволенное. Другой раз, утром, проводил ее на рынок. Несколько раз проводил до театра, к знакомым и, случалось, когда проводил к знакомым, подолгу бродил у квартиры, в которую заходила Черняк, подсматривал в окна, чтобы увидеть, что там происходит. Итоги этой работы до этого были самые плачевные. От этого родилось у Никиты сомнение, не напрасно ли он следит? И чем больше проходило времени, тем меньше становилось надежд на удачу. А в часы, когда Никита был один и вспоминал жену, сына, у него появлялось непонятное желание, чтобы незнакомка обязательно была социалисткой, чтобы ей обязательно удалось сделать что-нибудь, и, главное, чтобы она быстрее уехала из города. В это время он жалел незнакомку. Это в нем пробуждался человек.