- Потому что никто не может быть сильным всегда, - мягко проговорил Ганнибал. – Всем нам в какие-то моменты нужен сильный, взрослый и понимающий человек. Нельзя все время плакать в глухую стену, Уилл.
Тот смолк, часто и прерывисто дыша. Доверял ему, несмотря на то, что Ганнибал сделал с ним сегодня. Признал, что произошедшее было его ошибкой, а не ошибкой Ганнибала, взял на себя эту вину – по привычке. Потому что если кто-то виноват, то это всегда Уилл.
- Что вы чувствуете сейчас?
- Не знаю. Вы поддерживаете меня, и это так удивительно. Но я не должен показывать свою уязвимость.
- Вы не сумеете скрыть ее, Уилл, - заявил Ганнибал, гладя его по волосам, - хотя бы потому что вы незнакомы с ней.
Уилл замер и поднял на него взгляд:
- О чем это вы?
- Вы постоянно игнорируете свои слабые стороны. Вы беззащитны, потому что вы ничего не хотите знать о себе. Не знаете, что именно стоит защищать. Ваши нервы – как оголенные провода.
Уилл промолчал, внутренне не вполне согласный с его словами, не готовый признать свои паттерны поведения ошибочными. Это было больно и тяжело, Ганнибал знал об этом. Таким, как Уилл, было гораздо проще винить себя, чем других. И Джек этим умело пользовался, сознавая, что Уилл доверяет ему. Вполне возможно, Джек тоже по-отечески относился к Уиллу, поскольку был опытным манипулятором.
Ганнибал едва сдержался, чтоб не поцеловать Уилла в макушку, довольный собой и тем, что никакого Джека не предвиделось на горизонте. Чужие рычаги воздействия было невероятно сложно извлекать из головы пациентов.
- Признайте, вам же приятно, когда вас слушают и обнимают. Ваш отец был неправ. Каждый человек в трудную минуту нуждается в понимании.
- Да. Но это не значит, что я достоин этого, - сипло усмехнулся Уилл, отстранился от него, - Вы никогда меня не вылечите, доктор.
- Разумеется, поскольку вылечить можно только того, кто сам хочет этого, - сказал Ганнибал, поднимаясь на ноги, - как я и говорил раньше.
- Я помню. Однако… - Уилл тоже поднялся, пряча покрасневшее от слез лицо, - после того, как вы сегодня лишили меня активности, вы вкололи мне какой-то препарат. Я помню, как вы делали инъекцию.
- Седативный нейролептик.
- Это было страшно, но потом… - Уилл замялся, - потом мне было так легко. Я забылся… забыл обо всем. Вы можете вновь вколоть мне это?
- Однажды, - хмыкнул Ганнибал, прикидывая свой план. Он рассчитывал повторить инъекцию завтра утром, тщательно рассчитав дозу для каждого дня и разделив ее на несколько приемов.
- Я хочу сейчас, - хмуро попросил Уилл, стоя напротив него, - судя по записи с ноутбука, когда я был под воздействием препарата, вам не было противно сидеть рядом.
- Вы сделали запись? – изумился Ганнибал.
- Да. В какой-то момент мне стало так хорошо, что я решил сохранить это воспоминание не только в своей голове. Поэтому я включил веб-камеру на вашем ноутбуке и записал происходящее. Если хотите, можете посмотреть.
Ганнибал смутился. Это было неожиданное решение со стороны Уилла… и хорошо, что он не сделал ничего, что Уилл мог неправильно понять. Вернее, правильно понять.
- Я согласен носить то, что вы скажете, делать то, что вы хотите, только дайте мне этот препарат, - попросил Уилл, погруженный в свое отчаяние и неприязнь к самому себе.
- Вы хотите забыть обо всем?
- Да, - Уилл отвел взгляд, - чтоб можно было спокойно ходить по улицам, не натыкаясь на свое прошлое.
- Ваше сознание не будет таким ясным.
- Наплевать. Оно редко бывает ясным, невелика потеря.
- Хорошо, - кивнул Ганнибал, - если вы просите.
Он развернулся и пошел вниз по лестнице. Включил верхний свет в гостиной, чересчур яркий после темноты холла, и подошел к комоду, в котором хранил домашнюю аптечку. Нейролептики тоже находились там.
Удивительно, что они оба сошлись на этом решении, что Уилл откровенно пожелал потерять часть себя, чтоб стать спокойным и счастливым. Ганнибал нахмурился, надрывая упаковку шприца. Эта его уверенность в провале, сознательный отказ от борьбы… с одной стороны, темное очарование болезни и слабости. С другой стороны – полный провал Ганнибала, как специалиста по работе с такими больными. Уилл был свято уверен в том, что у Ганнибала ничего не выйдет в терапии. Он был заранее уверен.
Мысль была донельзя неприятной, Ганнибал не мог выбросить ее из головы. Он прикусил губу, аккуратно надламывая ампулу, и Уилл, который подошел ближе, заметил выражение его лица.
- Вы недовольны мной?
- Не могу сказать, что одобряю вашу идею, - хмыкнул Ганнибал, вынимая ватный тампон, - сядьте и закатайте рукав, будьте добры.
- Я безнадежный случай, - криво улыбнулся тот, - вы добры ко мне, но вы не можете мне помочь. Сами видите, что мы слишком разные.
- Вы отказываете себе в праве на ошибку, - Ганнибал склонился перед ним на колено, взял его руку в свою, подготавливая его, - вы тяжело принимаете критику ваших поступков и сразу воспринимаете ее в штыки, вы крайне тяжело и редко говорите о вашем детстве.
- Я рассказывал о своем детстве Гармону Ивэнсу, когда лечился в клинике, и что из этого вышло?