«Я ненавижу себя»: вновь прозвучало в голове так отчетливо, как будто Уилл сказал это вслух. Он не раскрывал рта, но всем своим видом утверждал это. Ганнибал искренне не понимал этих слов. Конечно, он знал, как работают эти механизмы, при каких условиях психика дает этот странный сбой, и каждый человек в жизни сталкивается с этим ощущением, но одно дело знать – а другое понимать. Ганнибал не понимал, не мог даже искусственно вызвать у себя подобное состояние. А Уилл, похоже, был мастером в этом деле.
В зияющую черную пропасть, которая лежала между их мироощущениями, провалилось все приятное, что Ганнибал любил в интрижках и романах. Он предпочитал восхищаться своим партнером, чувствовать его ценность, самому приобщаться к этому. А Уилл? Уилл не любил себя. Зачем Уиллу существовать, если он не любит себя?
После того ужина и быстрой уборки Ганнибал рассчитывал принять ванну и лечь спать, поскольку следующий день хотел полноценно отдать работе, но обнаружил Уилла сидящим на лестнице.
- Почему вы здесь?
- Потому что я не хочу идти в комнату.
- Почему? – Ганнибал склонился к нему, стремясь заглянуть в глаза.
- Там слишком замкнутое пространство. Она чем-то похожа на одну из комнат, в которой я жил когда-то.
Элита ФБР, уникальный и неповторимый следователь сидел на ступеньках его дома, словно брошенный щенок. К чему все навыки и все умения, если нет уверенности в себе? Талант, зарытый в землю.
Ганнибал постоял над ним, но Уилл никуда не торопился, и тогда он молча опустился и присел на ступеньку. Взял его пальцы в свои и начал осторожно разминать, один за другим, сустав за суставом. Уилл молчал.
- Расскажите мне о той комнате, - попросил Ганнибал вслух, перестав поглаживать его пальцы, - какие воспоминания она вызывает у вас?
- Там точно так же окно выходило на восток, - задумчиво проговорил Уилл, глядя вперед перед собой, - и так же стояла кровать. И стол. Но, конечно, там было не настолько красиво и роскошно, как у вас дома.
- Но вы все равно почувствовали себя в знакомой обстановке.
- Да, - Уилл погладил лицо ладонями, - обычно я прятался под стол, этот угол был темным, и никто не мог войти и сразу обнаружить меня, увидеть, чем я занимаюсь.
- И чем же вы занимались под столом? – поинтересовался Ганнибал, представив себе юного Уилла, сунувшего руку в штаны.
- Думал. Периодически плакал, когда меня никто не видел.
- Вас в детстве отучали показывать слезы?
- А вас нет? – Уилл взглянул на него искоса, изучая его лицо, - вы всегда бесстрастны, доктор. Это говорит о вашем хорошем самоконтроле.
И об узком спектре испытываемых эмоций, мысленно добавил Ганнибал. Но, конечно же, Уилл как и большинство людей, судил по себе. Ему проще было представить Ганнибала тонко чувствующей, ранимой личностью с превосходным контролем, чем нечутким, равнодушным питоном.
- Нас явно воспитывали по-разному, - задумчиво проговорил Ганнибал, погладил Уилла по плечу, приобнял его и заглянул ему в глаза, - ваши родители так не делали?
- Отец уж точно никогда, - хмыкнул Уилл, слегка смутившись, и опустил взгляд, - обниматься - это не по-мужски. Плакать – тем более. С тех пор, как умерла мать, я стал совсем взрослым.
- Ваш отец подчеркивал это?
- Да, - Уилл шумно выдохнул через нос, - я не приставал к нему со своими проблемами, никогда не должен был надеяться на него, потому что это… стыдно. Плохо. Так поступают только маленькие дети.
Ганнибал притянул его к себе вплотную, чувствуя, как бьется его сердце, воспоминания Уилла ничем не отличались от сотни испорченных судеб, ничего необычного, поскольку многие взрослые манипулировали детьми, не желая тратить время на их проблемы, призывая их к самостоятельности, не разрешая сигнализировать плачем о том, что им больно, страшно и плохо. Гораздо проще было сваливать все детские проблемы на самих детей. Точно так же, как гораздо проще было ликвидировать Уиллу сознание, оставив одну привлекательную оболочку.
Ганнибал задумался.
Уилл не вырывался, сидел тихо. Ганнибал чувствовал его дыхание, теплое и пульсирующее, целомудренно обнимал его, создавая иллюзию защиты.
- Отец говорил мне, что я должен сам со всем справляться. Что я сильный, и я мужчина, и моя сила – это лучший союзник.
- Быть одиноким менее позорно, чем навязывать свои проблемы другим?
- Да, - Уилл приглушенно всхлипнул, уткнулся лицом в его плечо, глухо бормоча о том, что Ганнибал, как любой психотерапевт, слышал достаточно часто, - нельзя быть уязвимым, иначе этим ты покажешь свои слабые места.
Это заблуждение было настолько ошибочно, насколько распространено. Отчего-то люди считали, что если они молчат, то об их проблемах никто не узнает. Но невербальное общение, мимика, жесты и внешний вид куда красноречивее, чем «у меня все в порядке».
- Я никого не просил. Никого никогда не просил о помощи, я всегда раньше справлялся сам, - признался Уилл, тепло и мокро дыша ему в шею, - но вышло паршиво. Почему, доктор?