Виновный

— Футах в двадцати-тридцати, не больше.

— И что вы увидели?

— Ну, сначала я не придал этому большого значения. Просто двое мальчишек немного повздорили, но один из них явно начал брать верх. Я помню, как он схватил того, что поменьше, за волосы и заставил встать на колени. Он бил его кулаками по почкам и в живот. У меня двое сыновей, и мальчишки есть мальчишки, поэтому в обычных обстоятельствах я бы не стал вмешиваться, но их драка выходила за рамки, она показалась мне излишне жесткой… даже жестокой.

— Который из описанных вами мальчиков «начинал брать верх»?

— Тот, что был немного повыше, в белом.

— Вы говорили с мальчиками. Что вы им сказали?

— Ну, мне показалось, что они чересчур разошлись, понимаете? Я велел им прекратить.

— И что произошло?

— Они прекратили драку, и один из мальчиков повернулся ко мне, улыбнулся и сказал, что они просто играют.

— Который из мальчиков это был?

— Подсудимый. У меня были сомнения, но, как говорится, мальчишки есть мальчишки, и я оставил их в покое. — Щеки Рэнкина вдруг посерели. Он понурился. — Я все время об этом думаю. Мне нельзя было уходить, понимаете. Мне нужно было что-нибудь предпринять… Если бы я только мог догадаться, чем это обернется.

Рэнкин вдруг выпрямился и посмотрел в центр зала в направлении Стоксов:

— Простите меня.

Гордон Джонс понимающе кивнул и продолжил:

— Вы сказали, что «они разошлись». Вы бы описали это как жестокую игру, которая вышла из-под контроля, или как драку, в которой один из детей был зачинщиком?

— Может быть, да, думаю, да. Это было довольно давно, но думаю, что мальчик в белой рубашке… Это про него у меня спрашивала полиция, когда нашли… тело.

Мистер Рэнкин покачал головой и прикрыл глаза ладонью.

— Что ребята сделали после того, как вы к ним обратились?

— Они побежали своей дорогой, а я пошел своей.

— Куда они направились?

— Вниз по парку к детской площадке… там территория молодежного клуба.

— По вашим показаниям, один из мальчиков находился «в плачевном состоянии»?

— Меня спрашивали об этом в полиции, и думаю, что, да, так оно и было.

— Который из мальчиков, по-вашему, был в плачевном состоянии?

— Думаю, что я сказал, что это был мальчик в красной футболке…

— И вы подтверждаете свои показания?

— Думаю, да. Насколько я могу припомнить.

— Что во внешности мальчика или в его поведении навело вас на мысль о том, что он был пострадавшим?

— По-моему, мальчик в красном плакал.

— «По-моему»?

— Я был уже довольно далеко, в нескольких метрах. Было похоже на то.

— Вы хотите сказать, что он всхлипывал, у него было красное лицо, слезы?

— Может быть, слезы, да, может быть, слезы и красное лицо. Я даже помню, как он тер глаза.

Мистер Рэнкин посмотрел в пространство, пытаясь сфокусировать взгляд собственных водянистых глаз на том, что он видел несколько месяцев тому назад и чему не придал значения.

— Подсудимый в своих показаниях утверждает, что видел вас в тот день в начале третьего и что вы кричали, чтобы они с погибшим прекратили драку. Вы видели, чтобы дети дрались еще раз в тот же день?

— Да, намного позже, уже в половине четвертого или даже в четыре. Я как раз вышел в магазин. Я посмотрел в сторону парка и увидел, как те же самые ребята дерутся на детской площадке. Я подумал о том, чтобы перейти дорогу и снова их разнять, но… Я очень жалею, что этого не сделал…

— Опишите, что вы увидели во второй раз.

— По пути в магазин я посмотрел в сторону парка. И увидел ту же парочку в белой рубашке и красной футболке. Мальчик в белом заносил кулаки над мальчиком в красном.

— Но на этот раз вы ничего не предприняли?

— Нет.

Рэнкин вцепился в край свидетельской ложи, словно хотел разломать ее в щепки.

— Мне жаль. Мне так жаль, — сказал он, приложил руку ко рту и крепко зажмурился.

— Что заставило вас заявить об этих двух случаях в полицию? Вы ведь пришли к полицейскому фургону, который установили на Барнсбери-роуд наутро после исчезновения Бена?

— На следующий день я увидел его фотографию. Он так и не вернулся домой. Я тут же понял, что это тот самый малыш, которого избивали в парке — на котором была красная футболка.

Себастьян напряженно слушал показания Рэнкина, наблюдая за ним с тонкой морщинкой между нахмуренными бровками. Время от времени он прислонялся к Дэниелу, заглядывая ему под локоть и подсматривая, как тот набрасывает комментарии к показаниям свидетеля.

Когда Ирен встала и положила на кафедру свои записи, Рэнкин беспокойно заерзал. Журналисты на балконе вытянули шеи.

— Выслушав ваши показания, мистер Рэнкин, и сравнив их с заявлением, которое вы сделали в полиции, не создается впечатления, что вы совершенно уверены в том, что видели днем восьмого августа. Я прошу вас открыть страницу двадцать три в материалах дела. Это ваше заявление под присягой, сделанное в полицейском участке. Пожалуйста, почитайте второй параграф.