Мою идею Стэнли воспринял с большим энтузиазмом:
— О, я очень люблю русскую кухню, — загорелся он. — Знаешь, я часто хожу в один русский ресторанчик недалеко от моей работы. У вас очень вкусные блюда. Мне очень нравятся щи и блины с красной икрой!
Я как раз накрывала на стол, но стоило Стэнли начать разговор о кулинарных изысках, моя рука с половником, полным щей, замерла на полдороге. Боже! Неужели он ждет, что я сейчас поставлю на стол блины с красной икрой? Когда, не без смущения, я призналась, что ни разу в жизни не ела это национальное блюдо, удивлению его не было границ. Впрочем, попробовав понемногу все, что я приготовила, он сказал, что это гораздо лучше, чем в русском ресторане. Не знаю, может, просто из вежливости.
Кажется, весь сегодняшний разговор складывался из веселых недоразумений, которые, впрочем, быстро разрешались, и это показалось добрым знаком: возможно, мои проблемы, которые неизбежно возникнут, попади я в чужую страну, разрешатся вот так же быстро и без особого труда?
Я все смотрела на Стэнли украдкой, пытаясь понять, что это все-таки за человек. Когда он писал мне эти теплые письма, я видела, что у нас с ним много общего, но теперь почувствовала, что дистанция тем не менее существует, и дело не только в расстоянии, но и в социальном положении. Это немного пугало меня, чего не скажешь о разнице в возрасте — я абсолютно не ощущала эти двадцать лет, отделяющих нас друг от друга. Мы были с ним на равных. Может быть, человек, в жизни которого случилось несчастье, быстрее взрослеет?
Наступил вечер. Я зажгла свечи и поставила на стол канделябр под старину, который Лена когда-то купила, чтобы создавать для себя романтическую обстановку, как сама объяснила. В комнате действительно стало намного уютнее. Стэнли сказал, что очень любит смотреть на огонь и что у него самого дома есть камин. Я тоже люблю смотреть на огонь. Глядя на колеблющееся пламя свечи, я думала, что все изменится, и, может быть, к лучшему. Я улыбнулась, и Стэнли, остановившись на полуслове — он как раз рассказывал о себе, — улыбнулся мне в ответ и осторожно взял мою руку в свои. Прикосновение его ладони согревало, и я тихонько протянула другую руку. Наши глаза встретились. Мы так и не сказали ни слова о том, что думали, но читали в глазах друг друга, как в раскрытой книге. И было в этой книге написано о доброте, о симпатии и о зарождении чувства, более глубокого, чем просто симпатия — из суеверия я даже мысленно не сказала слова «любовь».
Мы разговаривали и разговаривали, пока, взглянув на часы, я не обнаружила, что уже десять вечера. И снова почувствовала неловкость. Конечно, Стэнли у меня в гостях и я просто обязана оставить его ночевать здесь — не отправлять же на ночь глядя искать гостиницу, хотя поблизости была только одна. Но не думаю, что, познакомившись с комнатой, выкрашенной в мертвецки-синий цвет, без замка на двери, со сломанной кроватью и правилами противопожарной безопасности вместо картины на стене, Стэнли остался бы доволен. А с другой стороны… «Ну, что же ты? Смелее! — подбодрила бы меня Лена. — Как же ты собираешься выйти за него замуж, если не узнаешь, хорошо ли тебе с ним?» Все это, наверное, было правильно, но остаться со Стэнли наедине я еще не была готова. Что же делать?
Стэнли, будто бы прочитав мои мысли, тоже посмотрел на часы.
— Мне, пожалуй, пора, — сказал он. — Не хотелось бы тебя стеснять. Не знаю, правильно ли я поступил, но на всякий случай я снял номер в гостинице в Саратове.
Я смешалась. Конечно, это было и мое собственное затаенное желание, но пригласить к себе Стэнли, а потом потребовать, чтобы он ночевал в гостинице… И гостеприимная же хозяйка из меня получается!
— Нет-нет, — поспешила сказать я. — Уже поздно, и ты мог бы остаться.
Стэнли легко коснулся моего подбородка и заставил взглянуть ему прямо в глаза. Кажется, он все понял, потому что на мое предложение ответил:
— Не думаю, что мог бы. Давай не будем торопиться. Я приду завтра, и, может быть, ты покажешь мне город, хорошо? Ты очень красивая.
Он поцеловал мне руку и вышел. Я выглянула в окно. Около подъезда стояла «десятка». Для иностранца, впервые попавшего в Россию, очень даже неплохо. Стэнли оглянулся — я помахала ему из окна, он послал воздушный поцелуй.
Оставшись одна, я еще долго переживала заново события этого дня. Розы, которые Стэнли мне преподнес, уже сложили свои лепестки, готовясь уснуть, а мне не спалось. Я снова и снова вспоминала, как Стэнли смотрел на меня. Так смотрят только на ту, кого любят. Казалось, что моя рука все еще хранит на себе прикосновение его губ, и я то и дело прикладывала ее к щеке, будто хотела вновь почувствовать частицу тепла, которой теперь обладала.
А завтра наступит новый день. Я еще не знала, как мы проведем его, но была уверена, что там не будет места одиночеству, как, впрочем, и послезавтра, и послепослезавтра и, надеялась я, всю оставшуюся жизнь.