Виргиния

Он не смотрел ей вслед. Его беспокоило смутное подозрение: почему Алан Уокер предупредил о своем предстоящем визите? Почему он должен предупредить отца?

Сидя на ступеньке крыльца дома в Галл-Коув и слушая Истер, Ланс чувствовал себя совершенно несчастным. Она была холодна и говорила лишь о деле.

– Мой отец,– заявила Истер,– вновь решил вернуться к вопросу, с которым ваш отец явился сюда этой осенью. Если вы помните, речь шла о союзе между нашими семьями. Тогда он был отвергнут. Сейчас мой отец решил по-другому.

– Вы имеете в виду...

– Я имею в виду лишь то, что сказала,– нетерпеливо перебила его она.

Он проглотил ком в горле и спросил: – Значит, теперь вы согласны?

– Нет! – вскричала Истер.– Отец говорит от своего имени, а не от моего!

– Но...

– Я скорее умру! Позвольте мне объяснить вам кое-что, и тогда между нами не будет недомолвок. Вам пора понять, Ланс, что мы с вами оказались в центре событий, которых не понимаем. Вы стали важным лицом в колонии благодаря своему знанию Запада, дружбе с Бэконом, мастерскому владению оружием, состоянию... Но эти же самые ваши... достоинства и сделали нас объектами интриги. Вы нужны губернатору. Он проверяет вашу лояльность, потому что сомневается в ней. Я же – лишь орудие, инструмент, каких у него сотни. Моего согласия никто не спрашивал.

Он молча слушал.

– Я хочу объяснить вам все, потому что вы должны мне помочь. Понимаете? Мне кажется, я знаю вас лучше, чем вы можете себе представить. Вы не из тех, кто, в силу политических обстоятельств, способен взять себе жену против ее воли. Я же не слепа! Ваш наряд и манеры лесного жителя не обманули меня, хотя, признаюсь, и взбудоражили мое воображение.

Он не проронил ни слова.

Истер Уокер вздохнула.

– Как всегда, я слишком много говорю,– она поправила растрепавшиеся волосы.

Внезапно он услышал свой собственный голос. Слова лились против его воли, но больше молчать он не мог.

– Мой отец вряд ли обрадуется этому визиту. Надеюсь, он будет вежлив, когда разговор коснется... упомянутого вами вопроса. Но он может быть и груб. Вы простите меня за это?

– О... да, конечно.

– Даже если мой отец пошлет вашего на... на солдатском языке?

Она кивнула. Он взял ее за руку так, словно это был кусочек хрупкого фарфора.

– Послушайте теперь меня, Истер Уокер. Мне нет дела до взаимоотношений наших родителей, ни до политических козней губернатора. Все, что вы слышали обо мне – правда. Я – друг Бэкона и сторонник его дела. Я знаю лес, а также язык индейцев и их обычаи. Однажды в некой таверне я действительно проучил нескольких нахалов. Но с того сентябрьского дня, когда я встретил девушку на пристани Арчерз-Хоуп, я изменился.

Ее пальцы сжались.

– Да, я изменился и больше не думаю о том, чтобы удрать к индейцам и охотиться вместе с ними у синих гор,– он немного помолчал, затем продолжил: – Бог свидетель, я никогда не думал о вас, как о выгодной жене. Вы просто всегда со мной, где бы я ни был. И тот глупый маскарад, столь обидевший вас, страшно мучает меня до сих пор.

Она высвободила руку. Он не сделал попытки вновь овладеть ей, а просто сидел и молча смотрел в пустоту.

– Вы тревожите меня,– сказала она.

– Не я, а ваша собственная гордость... О, простите, я иногда думаю вслух. Это свойственно людям, путешествующим по лесу в одиночку. Если бы вы вышли за меня, я бы показал вам МОЙ лес. Мы бы сидели у костра, и я бы рассказывал вам индейские сказки, пел их песни... Я бы научил вас не бояться в лесу ни человека, ни зверя, ни призрака...

– Вы говорите, как...

– Ну же?

– Как Усак.

– Конечно. Я и есть Усак, и я люблю вас. Вы же видите во мне лишь противного щеголя в дорогом лондонском парике и бархатном плаще... Кстати, не после ли встречи с Усаком вы так резко переменили свое мнение о щеголях?

– Но...– сердито начала она.

– Простите. Индейцы говорят: мой язык прям, как стрела. В нем нет земной хитрости. И я честно скажу вам: у плана губернатора есть одна единственная положительная, на мой взгляд, сторона – вы в качестве финального приза. Но мне необходимо ваше согласие.

– Я боюсь.

– Меня?

– О нет! Вы, похоже, до сих пор не осознали, что губернатор вознамерился вас повесить. По крайней мере, сейчас.

Он рассмеялся.

– Да, да! Губернатор полагает, что ради меня вы пойдете на предательство. И тогда окажитесь полностью в его власти.

– Вы все-таки считаете меня бунтовщиком?

– Я просто знаю, что никогда не смогу изменить вас...

– Вы уже изменили меня.

– Я хотела сказать, что...

– ...Что вы англичанка, а не виргинка. Сомневаюсь в этом. Будь моя воля, я бы говорил с вами не о политике, а о любви. Но...