Англо-американские правительства не обделяли вниманием возможность германской агрессии. В 1931 г. на встрече на Лонг-Айленде три министра, которым было суждено господствовать на политической сцене 1930-х гг. – Герберт Гувер с Севера, Хьюи Лонг с Юга и Рамсей Макдональд из числа шотландских гомрулеров, – решили поддерживать безопасность на уровне, “достаточном” для сдерживания любого потенциального агрессора. И все же ни один из них не считал поддержание имперской безопасности делом своей жизни. Макдональд, в частности, полагал, что его основная задача состоит в повышении посещаемости церкви на Британских островах, ведь имперские соображения были позором для человека, который в 1914 г. посчитал войну поруганием Бога. Гувера и Лонга, в свою очередь, просто не интересовала внешняя политика. Как в 1932 г. сокрушенно заметил потерпевший поражение противник Гувера, американцы наслаждались кейнсианской рефляцией и смягчением американских законов о торговле спиртными напитками, а потому не находили времени на тревоги о Германии и Японии. “Нам ничего не полюбить сильнее, – сказал Франклин Рузвельт слушателям радиоэфира, – чем мы любим пиво”.
В связи с этим, когда со стороны Германии возникла реальная угроза, Англо-Америка оказалась к ней не готова. Историки, несомненно, никогда не перестанут задаваться вопросом, можно ли было предотвратить “всемирный потоп”, заранее увеличив темпы перевооружения. Однако эти рассуждения оставляют за скобками мощь тех сил, которые сплотились в противостоянии твердой политике. Дело в том, что германские централизаторы под руководством Гитлера сумели трансформировать федеральную Европу, созданную в 1916 г., в централизованное “государство-лидера”, совершенно не считаясь с англо-американскими соображениями. Сначала сами германские страны слились в единое государство в 1938 г. Австрийские войска вступили в Берлин, где их встретили ликованием, а провинции Богемия и Моравия формально лишились своих традиционных прав после саммита Гитлера и нового британского премьер-министра Клемента Эттли (который сменил Макдональда после смерти последнего в 1937 г.). Затем, в 1939 г., немцы обратились к остальной части Европейского Союза. В сентябре 1939 г. произошел раздел Польши, западные провинции которой вошли в состав Рейха. На следующий год настал черед Франции и Италии.
Однако никто не ожидал вторжения в Британию, которое последовало почти сразу за немецкой оккупацией Парижа. На самом деле Гитлер тайно планировал эту операцию довольно давно, так что к концу мая огромное количество судов было сконцентрировано в устьях Мааса и Шельды. Когда эти военно-морские силы начали операцию, технически устаревшие эсминцы королевского флота, многие из которых были построены еще когда Черчилль служил в Адмиралтействе, оказались разбиты. Оборонные войска также не имели шанса выстоять под натиском люфтваффе и сил вторжения, в распоряжении которых было передовое вооружение (включая танки – нововведение предыдущей войны, с которым британцы были незнакомы). Тринадцать германских дивизий, которые утром 30 мая высадились на британские берега, сокрушили 1-ю лондонскую дивизию, оборонявшую важнейшую линию от Шеппи до Рая, и к 7 июня оказались в предместьях Лондона.
Можно ли было избежать таких жертв, приняв предложение Гитлера о мире, которое тот не раз делал на протяжении 1930-х гг. и снова повторил накануне вторжения? Некоторые историки предполагают, что это было возможно. И все же факты свидетельствуют, что предложения Гитлера нельзя считать искренними. С 1936 г. он намеревался сокрушить британское могущество – выбрать предстояло лишь время удара. В равной степени правдоподобным кажется гипотетический сценарий предупредительного удара Британии в 1939 г. – возможно, из-за Польши. Само собой, именно к этому призывал Черчилль. Однако такой курс действий в то время казался чреват опасностями – не в последнюю очередь из-за недостаточной подготовленности Британии в военном отношении и гитлеровского пакта о ненападении с российским правительством, заключенного незадолго до раздела Польши.