Виртуальная история: альтернативы и предположения

До публикации “Здравого смысла” Пейна в 1776 г. колониальные американцы редко осуждали монархию как таковую и еще реже рассуждали об альтернативных республиканских моделях колониального устройства или общества[399]. В “Здравом смысле” не содержалось развернутой дискуссии о республиканстве – это была резкая критика существующего конституционного устройства, а не план на будущее. В 1776 г. таких планов у колонистов было мало. Кроме того, хотя демократия и стала отличительной чертой новой республики, она не была идеалом революции. Поскольку две этих “формальных причины” мало говорят нам о том, почему произошла революция, их нельзя использовать и для объяснения ее неизбежности. Не случись разрыва в 1776 г., трансатлантические отношения не продолжили бы развиваться в неизменном спокойствии: этого не позволило бы нарастающее в колониях мощное идеологическое давление. Однако традиционные “формальные причины” все равно не предопределили неизбежность той формы, которую обрела эта революция.

Проблемы подавления в либертарианском государстве

Восстания раннего нового времени столь же часто провоцировались небрежностью правительств, позволяющих развитие элементов местного самоуправления и рост ожиданий о его расширении, сколь и активной тиранией. Если бы Британия раньше проявила строгость в своем законодательном господстве над колониями, возможно, ей удалось бы сохранить административный контроль над ними, и необходимо изучить причины, по которым это было так сложно. Дело в том, что наблюдается резкий контраст между ответом метрополии на угрозу восстания в Ирландии в 1797–1798 гг. (благодаря чему тщательно подготовленное восстание оказалось фактически прервано) и Сипайское восстание 1857 г. (тоже подавленное военной силой) и относительной сдержанностью англичан по отношению к англичанам в Америке.

Даже до начала военных действий чиновники Уайтхолла могли бы систематически противостоять множеству маленьких шагов, посредством которых колониальные законодательные собрания наращивали свое влияние. Метрополия могла бы настоять на том, чтобы колониальные дотации в бюджеты колоний предоставлялись на долгий срок или бессрочно, чтобы жалованье губернатора и других чиновников не зависело от местной политической напряженности, чтобы колониальные казначеи назначались короной, чтобы губернаторам предоставили более широкое право назначения на должности, которое осуществлялось бы самим губернатором, а не министерством в Лондоне. Эти шаги вполне могли бы быть предприняты под руководством энергичного реформатора графа Галифакса, который с 1748 по 1761 г. занимал пост президента Министерства торговли, если бы он получил необходимую поддержку коллег. Само собой, одной из причин, по которой он не получил этой поддержки, оставался тот факт, что министры были озабочены необходимостью обеспечить полную лояльность колоний в войне с Францией[400]. И все же были и другие причины, в частности нежелание министров возвращаться к административной этике, которая ассоциировалась с поздней монархией Стюартов.

Редкие исключения из этого административного спокойствия только подтверждают правило. В Массачусетсе лейтенант-губернатор Томас Хатчинсон в январе 1773 г. попытался инициировать обсуждение проблемы, вступив в дискуссию по вопросам о конституционных принципах с ассамблеей. Однако его инициатива возымела обратный эффект, на который Хатчинсон не рассчитывал, поскольку ассамблея – и особенно Палата представителей – воспользовалась этой возможностью, чтобы превратить свое де-факто сопротивление определенным мерам метрополии в вызывающее де-юре неприятие власти метрополии. Государственный секретарь по делам колоний пришел в ужас: “Губернатор положил конец надеждам Дартмута, что разногласия могут притупиться и даже со временем сойти на нет, если стороны не будут поднимать критические вопросы, которые их разобщают. В глазах Дартмута Хатчинсон снова открыл рану, которая затянулась бы, только если бы ее оставили без внимания”[401]. Хотя в свете последующих событий это кажется невероятным, можно предположить, что это было одним из возможных вариантов развития ситуации.

Политическая борьба дестабилизировала и положение в Лондоне: на протяжении 1760-х и даже до самого конца 1774 г. политика Британии в отношении колоний была неуверенной и характеризовалась нестабильностью и внутренними конфликтами министерств. Если бы Георг III был таким тираном, каким его впоследствии изобразили американцы, все было бы иначе. Фактически разные группы в Палате лордов и Палате общин предлагали множество мер, в качестве естественного ответа на которые многие политики либо предлагали компромисс, либо оставляли политику неопределенной – строгой в теории, но неуверенной на практике. Если бы поведение Британии было более последовательно, а намерения более очевидны, американцы могли бы оказать сопротивление раньше. С другой стороны, они могли бы и вовсе не оказать сопротивления.