Отчасти неэффективность британской политики отражала страх ранних Ганноверов перед злоупотреблением властью, выраженный в материализовавшейся угрозе реставрации Стюартов. Это означало, что сменяющие друг друга вигские министерства при первых трех Георгах часто препятствовали использованию административной власти против вигской оппозиции. Римские католики, якобиты, неприсягатели и близкие им часто подвергались гонениям, порой кровавым, а торийская и якобитская пресса страдала от юридических притеснений и судебных запретов. Последующие министерства, напротив, с опаской относились к противникам из числа вигов и диссентеров, боясь обвинений в “папизме и злоупотреблении властью”, которые те могли выдвинуть против государственных органов. Поэтому с начала 1760-х гг. имперские чиновники не делали почти ничего, чтобы предотвратить формирование псевдоизменнической оппозиции. Колониальные губернаторы по большей части не сдерживали распространение крамольных газет и памфлетов, не брали под арест издателей и авторов, не преследовали подстрекателей к недовольству и не препятствовали росту институтов вроде Конгресса по поводу акта о гербовом сборе, которые могли стать базой восстания. Подобные контрмеры часто использовались в Англии при первых двух Георгах, чтобы разорять якобитское подполье, и использовались с успехом. Тогда неуверенный либертарианский режим Англии яростно оборонялся от угрозы популистской диверсии, прибегая при этом ко всем доступным мерам. Однако когда в 1740-х гг. опасность реставрации Стюартов миновала, режим Ганноверов потерял бдительность. Стоит проанализировать, как бы сложилась ситуация в колониальной Америке, если бы имперские власти сохранили тот же уровень настороженности и с опаской отнеслись к деятельности диссентеров и вигов.
Само собой, этого не случилось. Британская армия в Америке, которую агитаторы через некоторое время стали использовать в качестве символа, чтобы играть на колониальной памяти о позднем периоде правления Стюартов, почти никогда – даже при оккупации Бостона в 1768–1770 гг. – не использовалась для контроля гражданского неповиновения: офицеров по-прежнему сдерживали юридические риски, которые возникали при подобном вмешательстве в Британии[402]
. Даже когда летом 1768 г. министерство решило отправить отряды британской армии в Бостон, по прибытии войска обнаружили, что гражданские власти, которые только и могли запросить военной поддержки (Массачусетский совет и мировые суды), противились их присутствию. До самого начала революции официального запроса военной поддержки так и не поступило. Британские войска в Бостоне постоянно подвергались притеснениям в местных судах, где заседали враждебные к ним колонисты,[403] а поскольку этого никто не предвидел, Парламент не предпринял никаких шагов для изменения устава, в соответствии с которым в Америке осуществлялась военная власть. Если бы это было сделано раньше, можно было бы организовать превентивную военную оккупацию колониальных столиц. В феврале 1769 г. государственный секретарь по делам колоний лорд Хиллсборо действительно предложил кабинету и королю ужесточить политику в отношении провинции Массачусетс-Бэй, в том числе передав право выдвижения кандидатур в колониальный совет короне и предусмотрев будущую отмену массачусетской хартии. Георг III согласился, что подобные меры могут быть применены в исключительных обстоятельствах, “но до тех пор их следует избегать, поскольку изменение хартий всегда гнусно”. Само собой, именно это сгубило Якова II. Кроме того, в Палате лордов не удалось достигнуть соглашения по вопросу об изменении хартии в соответствии с запросом губернатора Массачусетса Бернарда[404]. Хотя ходили слухи, что в 1770–1771 гг. ожидается принятие билля о реформе хартии, когда Норт занял пост премьер-министра, такой билль не был вынесен на обсуждение в Парламент[405].