Читаем Вишенки полностью

– Ты вот что, сынок, – говорить дальше не стал, ждал, пока горничная выставила вино, вазу с фруктами на стол, поклонившись, вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Обратился к молчавшему Макару: – Садись к столу, поговорим дальше.

Дождался, пока Макар займёт своё место, сел и сам.

– Разлей-ка, сынок, но пить не станем. Позже, чуть позже. Сейчас серьёзный разговор продолжим, выпьем потом.

– Я тебя исподволь учил всю жизнь, – опять заговорил старик, – что все серьёзные дела, разговоры надо, прямо необходимо совершать с чистейшей головой, с ясным умом, не поражённом даже капелькой хмеля. Вино, водка – потом, когда решились все дела. Запомни: водка и деньги несовместимы. Вместе рука об руку они никак не могут идти по жизни: или водка, или деньги. Тут выбор должен быть правильный.

– Я знаю, – тихо, не поднимая глаз, ответил Макар.

– Хорошо. И я это знаю, но лишний раз от родителя услышать не грех, сынок.

От такого обращения к себе Щербича поначалу передёргивало, но потом свыкся, перестал реагировать.

– К этому разговору я готовился давно, потому и обдумал всё, а кое-что и совершил. Будь очень внимателен, ничего не упусти, сынок, это очень важно.

Лет мне уже много, не сосчитать. Пожил, дай Бог каждому, но не об том речь, Макарушка. Надоело, всё надоело, устал я, сынок, ох, как устал! Ты уж не обессудь родителя, но дальше вести тебя и брата твоего кровного Алексея за руки по жизни я не стану. Всё, довольно! Буду жить для себя. Пора подумать и о душе моей грешной, Макарушка. Русский мужик не может жить без мыслей о душе своей православной. И я не исключение, не обессудь.

Я готовился давно к такому разговору, сынок, и всё уже продумал. Сейчас только доведу до тебя, и всё! Будет! Хватит с меня!

Значит, скажу сразу о брате твоём Алексее свет Егоровиче. Он смотрит за магазинами в Москве, Могилеве, здесь, в стольном граде. Ему же остальные перейдут по наследству. Не в обиде он будет на меня, не должен, по крайней мере. А вот с тобой другой сказ, сынок.

Как я уже сказал, душа твоя не лежит к тому делу, чем твой родитель занимался. Ну, да Бог с тобой, Макарушка. Знать, материнская, крестьянская порода накрепко засела в тебя.

Главное, стал ты человеком правильным, на жизнь смотришь сквозь труд, в работе ты двужильный. Девки, хмель, спасибо Спасителю, не стали твоим главным занятием, и слава Богу. Хорошо, знать, не даром я воспитывал тебя.

На днях я открыл на твоё имя счета в разных банках, потому как хранить яйца в одной корзине не следует, перевёл туда солидную сумму, Макарушка, тебе хватит с лихвой прикупить несколько тысяч десятин землицы, и внукам твоим на безбедное существование ещё хватит. Вот бумаги, смотри, пользуйся.

Выложил на стол обтянутую крокодиловой кожей коричневую папку, раскрыл её.

– На всякий случай оставляю тебе магазин мануфактуры в Бресте. На всякий случай.

– Нет-нет, Егор Егорович, оставьте его Алексею, – потом спохватился вдруг и тихо добавил:

– Батюшка, оставьте брату моему, Алексею Егоровичу. С меня и так…

Старик заметил это, одобрительно хмыкнул.

– Добро. Не жаден, и это тоже радует мою душу.

– А сами-то вы, батюшка Егор Егорович, куда же, если не секрет? Неужто от дел отходите?

– Вот, и этого вопроса я ждал, спасибо, сынок, спросил. Знать, не безразличен я тебе, не затмили деньги глаза твои. Что ж, слава Богу.

Старик встал, заходил по номеру, заговорил, старательно подбирая слова.

– Срок мой, сынок, отмерянный мне Господом нашим, подходит к концу, и не спорь, – видя, что Макар попытался возразить, прервал его на полуслове. – Помолчи, Макарушка, слушай, а я поговорю.

Сколько себя помню, я не жил в безденежье, но! Никогда я не молился на них, на деньги, не ставил их во главу угла, с лёгкой руки жертвовал на храмы, монастыри, сиротские дома. Вот только на политику, извини, сынок, никогда не давал. Сейчас столько их развелось, и все о России-матушке пекутся, а сами так норовят к тебе в гаманок заглянуть, твою денежку сосчитать да урвать, отщипнуть оттуда сумму поболе. Да и, кроме смуты, что могут они нашей Руси-матушке желать? Видишь ли, в мутном болоте им легче удачу ловить, вот так-то.

Так что я сторонился этих сирых и убогих умом людишек-политиков, которые под личиной заступника Отечества пекутся о своём благосостоянии. От лукавого они, вся эта братия. Вот и тебя, Макарушка, прошу остерегаться, не кидайся на их посулы. Верь себе в первую очередь. А если хочешь сделать хорошее дело, душа твоя пожелает пожертвовать, сам найди нуждающегося из числа убогих да нищих, а то и храму Божьему положи на алтарь. А с политикой не связывайся.

Но какую Бог дал власть над нами, такую я и блюл, подчинялся. И народ свой почитал, не шёл поперёк. Народ – это сила, сынок. И против него ты не попрёшь, не переделаешь, народ то есть. Он нам тоже Богом дан. Во благо ему делай, поперёк не иди. Не возвышайся над ним в гордыне. Помни, что ты дан народу, а не он тебе. Это мой наказ родительский, имей в виду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза