Вишневые воры

Затем потянулись нескончаемые часы в нашей гостиной, где я тихо играла с Зили, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Все время, пока Розалинда красила себе ногти розовым лаком от «Ревлон» и читала последний выпуск «Мадемуазель», она поглядывала на меня, а через некоторые время начала зевать, всем видом показывая, что нам пора удалиться, а ей – спать.

Несмотря на проблемы в школе, я не собиралась отказываться от своих ночных бдений: одеяло, подушка, фонарик, Нэнси Дрю. На следующее утро Зили вскочила неожиданно рано; я задремала на стуле и проснулась от того, что она трясет меня за плечо. При виде ее голубой ночной рубашки и длинных каштановых волос я вздрогнула.

– Ты что, всю ночь здесь спала? – спросила она, выглядывая в окно – туда, куда был повернут мой стул. – Мама же сказала, что ее там нет, – сказала Зили и забралась обратно в постель.

В ночь полнолуния, закончив читать последний роман с полки Зили: «Тайна особняка, покрытого мхом», я выключила фонарик. Я не запомнила и половины из прочитанного, но перелистывание страниц хоть как-то меня занимало. Я закрыла глаза, чтобы они привыкли к темноте, а когда вновь открыла их, заметила за окном какое-то движение.

На участке кто-то был – белая фигура, освещенная лунным светом. Моя кожа покрылась мурашками. Я вскочила, уронив книгу и фонарик.

– Что случилось? – пробормотала Зили, а потом повернулась на другой бок и снова уснула.

Инстинкт говорил мне спрятаться под одеялом, но этого я сделать не могла: а вдруг нас навестила Эстер? Стараясь не издать ни звука, я открыла дверь спальни. Из гостиной доносилось легкое посапывание Розалинды. На цыпочках я прошла по коридору к лестнице.

В родительском крыле было темно, и я подумала, не разбудить ли маму, но лишний раз обнадеживать ее мне не хотелось – сначала нужно было убедиться во всем самой. Я встала на верхней ступеньке, прислушиваясь, не откроется ли входная дверь. Если бы она открылась, я бы бросилась в комнату Белинды.

Так, под тиканье часов в холле, я простояла несколько минут. Снизу не доносилось ни шороха, и я потихоньку начала спускаться, крепко держась за перила, чтобы не споткнуться в темноте. Видно ничего не было – на ощупь пробравшись к входной двери, я обнаружила ее незапертой и приоткрытой. Я потянула дверь на себя, впустив в дом холодный осенний воздух, и тут же осознала, что даже не накинула поверх своей розовой ночнушки свитер, пальто или хотя бы халат, да к тому же была босиком. На переодевание времени не было; я сбежала вниз по ступенькам крыльца и обогнула дом, шлепая босыми ногами по влажной, холодной траве.

Фигура все еще была там – или скорее ее неясное очертание в свете луны. Я заставила себя сделать один шаг, потом второй, пока не дошла до калитки. Открываясь, она скрипнула, и фигура повернулась ко мне:

– Эстер? – Теперь я видела, что это мама. Она и была призраком.

– Мама, – прошипела я, оборачиваясь на окна нашего дома. – Что ты здесь делаешь? Тебе попадет!

– Эстер? – снова сказала она слабым, полным надежды голосом.

– Нет, мама, это я, Айрис.

Она подошла ближе и схватила меня за плечи. Ее глаза были полны ужаса. Я уже однажды видела этот взгляд – перед свадьбой: «Они идут за нами, Айрис. Беги!» Тот же ужас я видела в глазах Эстер в ее предсмертные мгновения.

– Это я, Айрис, – повторила я, надеясь вернуть ее реальности, не в силах выносить ее взгляд. – Это Айрис!

Наконец она поняла, кто перед ней: дочь, но не та, которую она ждала.

– Я знаю, что ее здесь нет, – помедлив, сказала Белинда с тяжестью в голосе. – Но мне нужно было убедиться. Раньше по ночам я чувствовала в доме ее запах, но теперь и он ушел.

– Запах ее духов? – спросила я, и Белинда кивнула. Значит, она тоже его слышала. Мне не показалось. Эстер действительно приходила в дом.

Она отпустила меня и сразу вся как будто обмякла. Я потянулась к ней и схватила ее за руку.

– С ней все хорошо, мама.

– Нет, не хорошо. Я дома уже почти месяц, а она так и не пришла. Мне нужно знать, – сказала Белинда, и голос ее дрогнул. Она не плакала несколько недель, но сдерживаться больше не могла. Я отвернулась, понимая, что это очень плохой знак.

– Мне нужно знать, что с ней все хорошо, – сквозь слезы сказала она.

Я уговорила Белинду вернуться в дом; мы обе были без верхней одежды и обуви. Я включила свет в холле, и мы пошли наверх, оставляя за собой грязные следы. Проводив ее до спальни, я прошептала: «Я сбегаю за полотенцем», но она уже забралась в постель, как была с грязными ногами, и натянула одеяло до подбородка. Не дожидаясь приглашения, я проскользнула к ней и устроилась рядом, пытаясь согреться. Я никогда не бывала в этой спальне ночью, поэтому стала размышлять о том, окружают ли нас духи чэпеловских жертв. Даже если да, Белинда никак на это не реагировала. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.

– Мама? – сказала я, но она не ответила. Я уткнулась головой в сгиб ее руки и заснула.