Дверь за ними закрылась, и все было кончено. Мы молчали, надеясь, что отец объяснит, почему маму снова отсылают из дома, но он ничего не сказал. Покончив с пирогом и кофе, он вытер рот салфеткой.
– Маму снова везут в «Ферн-холлоу»? – тоненьким голоском, больше похожим на писк, спросила Зили.
– Нет, – сказал отец. – Ее везут в санаторий Святого Обера, на побережье. Ей там понравится.
– А когда она вернется? – спросила Зили.
– Она не вернется, – сказал он.
И вот так мы окончательно лишились матери.
Про остаток недели рассказывать особо нечего. Мамы в доме не было. Розалинды тоже не было, и, какая бы судьба ее ни ждала, сюда она возвращаться не собиралась. Шла вторая неделя весенних каникул, погода стояла необычайно теплая и солнечная, но мы целые дни проводили дома, лежа на диванах и без особого энтузиазма читая книги и журналы. Одна лишь Дафна пару раз выходила, чтобы встретиться с Вероникой. Мы находились в каком-то странном, подвешенном состоянии, словно героини последних страниц пьесы, чьи скудные реплики были записаны на старой пишущей машинке, в которой кончалась лента.
В день свадьбы, за завтраком, отец предупредил нас, что никакой «ерунды» не потерпит. Ближе к вечеру, когда откладывать эту задачу дальше было нельзя, мы принялись одеваться. Для нас были приготовлены одинаковые платья, выбранные Розалиндой в более радостные времена. Длинные, светло-розовые, того же оттенка, что и пасхальное платье Розалинды, платья были сшиты из атласа, с прозрачным верхним слоем и круглым вырезом, украшенным крошечными кристаллами. Ансамбль довершали длинные розовые перчатки.
Дафни быстро оделась и ушла в гостиную рисовать; ее короткие волосы требовали лишь нескольких взмахов расчески, а тратить время на макияж она никогда не любила. Мы с Каллой и Зили по очереди закололи друг другу волосы, молча, лишь иногда подсказывая что-то друг другу.
Вскоре прибыл автомобиль с шофером, чтобы отвезти нас в церковь; отец же поехал за Розалиндой в отель. Видимо, справляться со свадебным нарядом ей пришлось в одиночку, если только кто-нибудь из женщин семьи Родерика не предложил ей помощь. Что же получалось? Это Розалинда оставила нас – или мы ее? Как бы то ни было, мне было грустно, что в такой день она совсем одна.
Большинство гостей уже собрались в церкви – их количество было весьма скромным. Родерик пригласил лишь несколько близких родственников и друзей; большинство скамей пустовало, но именно такую свадьбу и хотела Розалинда. Никаких излишеств. Я боялась, что семья Родерика заявится в костюмах для родео, но они были настоящими «новыми англичанами»: чопорными и заурядными в своих твидовых костюмах и старомодных шляпках с искусственными цветами. Я заметила Адель и Питера Толлсо, которые когда-то представили нам Родерика и из-за которых мы все теперь неслись к потенциальной катастрофе. Не дав им возможности помахать мне, я отвернулась.
Молодая женщина – видимо, кузина Родерика – подвела нас к нашей скамье, и мы сели, ни с кем не поздоровавшись. Родерик, в светло-голубом смокинге с обычными своими ковбойскими атрибутами – шляпой, галстуком-шнурком и сапогами, ждал невесту у входа в церковь. Он подошел к нам и сказал:
– Дамы, у вас такой вид, будто вас ждет пиратская казнь. – Стоя у нашей скамьи, он ожидал в ответ улыбок, которых не увидел. – Ну же, это важный день для вашей сестры, неужели вы не можете порадоваться за нее?
Ему казалось, что своими шуточками он сможет развеять наше траурное настроение, словно на нас всего лишь напала легкая хандра. Я подозревала, что Розалинда выдала ему более деликатную версию произошедшего с Эстер – внезапный грипп, не упомянув при этом предсмертный вой, разбитое стекло, наготу и растирание кровью. Должно быть, она передала ему слова доктора Грина, в которые тот сам не верил.
Пока Родерик что-то говорил, Зили взяла меня за руку и уставилась на витражное окно за алтарем: разноцветный калейдоскоп апостолов. Родерик стоял у нашей скамьи, как на дозоре, пока Дафни не сказала:
– Мы начнем притворяться, когда она приедет, хорошо, Род? – Правда, когда этот момент настал, притвориться мы, конечно, не смогли.
По церкви пронесся легкий трепет, словно стая птиц поднялась в небо; мы повернулись и увидели Розалинду. Она стояла у входа, держа под руку отца. Мы поднялись, как и все остальные гости, кроме Каллы – она продолжала сидеть, согнувшись пополам и обхватив голову руками. Зили еще крепче сжала мою руку. Дафни проявляла чудеса сдержанности.
Церковный орган заиграл свадебный марш, и отец с Розалиндой двинулись вперед. Ее свадебное платье, которое мы видели впервые, походило на закрытый цветок лилии, перевернутый стеблем вверх. Лицо Розалинды было скрыто вуалью, и ее саму было не разглядеть. Она проплыла мимо, не обращая на нас внимания, устремив глаза на свой «билет на волю» – Родерика.