Однажды он подбил и меня на преступление. И я впервые ощутил нечто близкое к полной свободе. Словно внутри меня спали ржавые кандалы, и моя душа освободилась от морально-этической слизи, что обволакивала моё сердце, и не давала почувствовать и понять собственные консоли, в которых была укоренена присущая моему роду характерная индивидуальность. Конечно старая совесть, подавляемая её новым суррогатом, ещё долго ныла под лёгкими, стараясь спасти себя от неминуемой гибели. Но дух нового чувства, с такой яростью подавил всякие поползновения архаического политеса старого сознания, что сердце зарделось, и, перешагнув через выпавший на дорогу «труп прошлого самосознания», я, подняв высоко голову, зашагал навстречу собственной судьбе. Во мне происходило разрушение, и в тоже время обновление, с болью и скрежетом зубов, с минутами отчаяния, и невероятного подъёма, – во мне происходила революция, со всеми присущими революции сопутствующими метаморфозами. И вслед за этим, всё вокруг стало так быстро меняться, словно в трансформере, что я не успевал запечатлеть в своём сознании эти глобальные перемены. Мир – преображался. Так, наверное, ненавистная всеми обывателями война, переворачивая обыденность существования, ломая все морально-этические мосты, и взрывая выложенные дороги благонамеренности, переводит всю жизнь на новый путь, и поднимает её на вершины собственной гипертрофированности. Мы никогда, на самом деле не знаем, что для нас полезно, а что вредно, что в действительности является для нас добром, а что злом. Мы слишком близоруки в этих своих воззрениях и оценках. Мы полагаем, что война существует только по глупости. Что она есть суть недоразумение, ошибка, – изъян нашей природы, и не допускаем ни на миг, что она на самом деле является главным источником жизни, её основной платформой и подогревом от замерзающей природы космоса, пытающегося каждую минуту проникнуть в наш бушующий мир.
Ну да я отвлёкся. Со своим новым другом мы стали разрабатывать планы, в которых неотъемлемой часть было преступление. И пусть нас не трогала общепринятая моральная подоплёка, но я никогда не перешагивал через собственную совесть, вновь созревшую и становящуюся в моём сердце её «видоизменнённую метаформу». Да, наша нынешняя совесть отличалась в корне от совести обывателя, но тем она была лишь ещё монолитнее и непреодолимее, ибо приобрела некое рафинированное, очищенное от навязанных оценок и постулатов, состояние. Мы всегда старались добиваться задуманного, невзирая на опасность, которая необходимо подстерегает всякого, кто, так или иначе, переступает через закон. В глубине сердца нас, конечно же, страшило заточение, но ступив однажды на этот путь, и почувствовав этот вид свободы, (как я отмечал выше), ты словно наркоман, уже не в силах отказаться от него, даже перед лицом неминуемой пропасти. Человек привыкает ко всему, и перманентная опасность переходит в латентную, становясь частью твоей жизни, и ты уже мало обращаешь на неё внимание.
С годами лихость уходит из сердца, и на её место приходит рассудительность и мудрость. Но важно понимать, что если в юности в твоём сердце не было достаточной лихости, презрения к страху и безрассудства, то неоткуда будет взяться и рассудительности, и мудрости. Ведь всё, что ты имеешь в душе на каждом из этапов своей жизни, так или иначе, есть продукт сублимации, перевоплощения той энергии, что изначально заложена в тебе. Той энергии, что в юности несёт на себе печать безрассудства, лихости и чрезмерного нахальства, а вместе с тем и безудержного желания действовать, в зрелые годы перевоплощается в глубокие созерцания, и победы разума, а также неминуемо переходит в благороднейшее состояние души.
Оставаться человеком можно даже при самых неблагоприятных к тому обстоятельствах. И эта банальная мысль, имеет на самом деле самое решающее для жизни человека, основание. И испытывать гордость, можно только преодолевая собственные низменные флюиды и мотивы. Страх, тщеславие, слабость сердца и инфантильность души, злоба и несдержанность, – всё, что таится в каждом человеке, и старается захватить над ним власть, дано ему только для того, чтобы преодолевать всё это, и крепнуть своим «стеблем», передавая через гены своим потомкам становящиеся и укрепившиеся «волокна личности». Оставаться в этом мире действительно можно только постоянно и перманентно становясь, укрепляясь и совершенствуясь. И у каждого на этом поприще, своя начальная планка. Эта планка задаётся родителями, или точнее сказать всеми твоими предками, что переплелись сзади тебя своими корнями, словно древний лес, в котором, на самом деле нет возможности найти никакой прямой дороги.